Кирилл Николаев - Жизнь и смерть Эдуарда Берзина. Документальное повествование

В предисловии к плану Берзин откровенно написал: «Принципиальных и конкретных установок перспективного характера на III пятилетку трест не получал ни от центральных, ни от краевых организаций»146. Этим он подчеркивал, что все не только экономические, но и социально-политические положения документа разработаны лично им и его ближайшими помощниками, это — их взгляды.

Документ начинался с оценки проделанной работы. Очень жестко он говорит о начальном этапе организации треста.

«В 1932 году, — писал Берзин, — никто точно не знал, сколько и где на Колыме имеется золота. О наличии других ценных ископаемых только догадывались».

По итогам шести лет, в результате беспримерных усилий заключенных и вольнонаемных, «Колыма занимает сейчас первое место по добыче золота в СССР».

Первоначально, в 1931 году, Дальстрою была выделена территория примерно в 400 тысяч квадратных километров.

«В ходе работ, — отмечал берзинский план, — выяснилось, что в интересах хозяйственной целесообразности район работ должен быть расширен, главным образом к западу, а затем к северо-востоку, хозяйственно-единая территория должна охватывать пространство примерно в 952 тысячи квадратных километров».

В новую «хозяйственно-единую территорию» Берзин включил не только верхнюю и среднюю Колыму, хорошо известную ему по работе Дальстроя. Он добавил сюда, как он писал, «Омоленский и Анюйский районы», то есть западную часть Чукотки. В 1937 году Дальстрой туда свои щупальца еще не дотянул. Но до директора особого треста доходила информация о геологических исследованиях, которые вели на Чукотке экспедиции Всесоюзного Арктического института Главного у правления Северного морского пути. И в перспективе он посчитал нужным включить эти богатые районы в единый хозяйственный комплекс Северо-Востока.

Особенно интересными и принципиально важными выглядели представления Берзина об общественно-политическом устройстве того обширного края, который стал предметом его планирования. Предпосылки этих представлений были заложены уже в названии документа: «План развития народного хозяйства Колымской области».

На протяжении двух толстых томов он называл свое детище Дальстроем тогда, когда рассказывал о пройденном пути. Когда же переходил к перспективам, в тексте появлялось совершенно новое понятие «Колымская область».

Поэтому логичным был один из главных выводов документа: «К концу 10-летия Колыма должна достигнуть того же уровня, что и другие индустриальные районы Союза. Она должна иметь постоянное население, в основном прочно связанное с областью, живущее в обычных культурных условиях… Решение этих задач предполагает переход Колымы в ближайшие годы к обычному советскому административному устройству»147. Последнюю фразу Берзин подчеркнул: она для него была принципиальной.

Исходя из таких представлений о социально-политическом устройстве Колымской области, директор треста выдвигал необычное решение проблемы использования принудительного труда. Он считал, что до 1942 года в регионе будет увеличиваться число заключенных, которых по-прежнему придется использовать в качестве основной рабочей силы. В Колымской области, — считал он, — в 1942 году число работающих достигнет 189 тысяч человек, и большую часть составят заключенные.

Но после 1942 года число заключенных должно быстро уменьшаться, а численность вольнонаемных — еще быстрее расти. На 1947 год Берзин запланировал 235 тысяч работающих в новой области. «Одним из труднейших вопросов освоения Колымы, — писал он, — является вопрос кадров… Общая установка генерального плана — на вольнонаемное население. К 1947 году мы должны подойти со 100 процентами вольнонаемного населения»148.

Жесткий реалист в оценке прошлого своей огромной империи, Берзин оказался утопистом в представлениях о будущем этого края, желаемое он хотел выдать за действительное. Поезд российской истории летел совсем не в ту сторону. Страну захлестнула волна массовых репрессий.

К концу 1937 года в лагерях ГУЛАГа находилось 996 тысяч 367 человек. За год прибавка составила 176 тысяч. Причем, если предыдущие несколько лет цифра «политических» среди всех, кто сидел в лагере, была относительно стабильной и составляла не более 110 тысяч, то в течение 1937 года число «контрреволюционеров» достигло 185 324 человек. Уничтожался духовный потенциал страны, ее мозг.

Все выше поднималась волна репрессий и на Колыме, дальстроевская «тройка» продолжала штамповать сотни постановлений о смертной казни для невиновных людей.

Правда, в первой половине ноября 1937 года расстрелы в Дальстрое несколько поутихли. Первого ноября расстрелян один человек, четвертого — пятнадцать, пятого — вновь один, пятнадцатого ноября — двое, шестнадцатого — трое.

Но после злополучного партсобрания, когда на Берзина посыпались обвинения в том, что он потакает «врагам народа», деятельность «тройки» вылилась в кровавую вакханалию. Семнадцатого ноября сотрудники УНКВД по Дальстрою поставили страшный рекорд: они расстреляли двести тридцать человек. И еще девяносто восемь человек было казенно 27 ноября.

В реальной действительности Берзин как часть карательной машины не мог остановить мясорубку. Она набирала обороты в стране, она перемалывала сотни человеческих судеб на Колыме. Но, видно, внутренний протест зрел в душе этого человека, которого самого уже накрыла черная туча. И он сказал в своем «Плане Колымской области»:

— Лагеря должны исчезнуть на Севере!

Первого декабря 1937 года в Магадан из НКВД СССР на пароходе «Николай Ежов» прибыл К. А. Павлов в качестве заместителя директора Дальстроя. До сих пор Берзин сам выбирал себе заместителей. Он привык, что у него всегда было право выбора. На этот раз его не спросили: прислали совершено незнакомого работника.

Одновременно с Павловым по направлению НКВД прибыло еще несколько чекистов, должности которых не были определены: считалось, что они — «в резерве»: Ю. М. Гаушптейн, С. Н. Гаранин, Л. П. Метелев, Н. М. Сперанский. Это было очень странно.

Через два дня, третьего декабря, Берзин подписал последний приказ:

«Сего числа убываю в командировку и отпуск. На время моего отсутствия временно исполнять должность директора гостреста Дальстрой возлагаю на моего заместителя, старшего майора государственной безопасности т. Павлова».

Четвертого декабря на пароходе «Николай Ежов», закрывавшем навигацию в Нагаево, Берзин отплывал с Колымы. Во Владивостоке его ждал дальстроевский вагон.