Сергей Шингарев - "Чатос" идут в атаку

— Да ведь я, Аким Алексеевич, для вашей же пользы, — оправдывался участковый.

— Для какой это пользы? — наступал кузнец. — Если хочешь знать, я и Советскою властью отмечен. — Дед вытаскивал из кармана часы и щелкал крышкой. — Смотри! «От Реввоенсовета 1-й Конной армии Акиму Котыхову за храбрость», — торжественно читал дед. — От самого Буденного!

Разговор обычно заканчивался тем, что участковый заходил в дом и садился к накрытому столу.

— За сливовый самогон не заарестуешь? — хитро прищурившись, спрашивал кузнец. — В Болгарии научился делать. Зовется он сливовицей, надо сказать, довольно неплохая вещь.

Аким разливал в стаканы пахучую янтарную жидкость. Высоко поднимая граненый стакан, провозглашал:

— За русское наше оружие! За тех, кто с Шипки не вернулся! За братьев болгар!..

— Значит, мы с твоим дедом одной профессии? — глядя на снижающийся в луче прожектора истребитель, спросил Михаила в тот вечер Евгений.

— Я и не знал, что вы кузнец, — удивился Миша. — Дед мой считает эту профессию наравне с солдатской — самой древней и почетной…

Раскаленный диск солнца уже зацепился за вершины Иберийских гор, когда эскадрилья возвратилась из боя пил Сарагосой.

Подложив под голову куртку, Степанов отдыхал под и рылом самолета. Покачивая головой, Энрике заклеивал серыми кусочками перкаля пулевые пробоины. Мотористы и оружейники снаряжали самолет бензином, маслом и боеприпасами. Запах эмалита привычно щекотал ноздри.

Под крыло заглянул Котыхов: их истребители стояли рядом.

— Можно?

— Заходи, — улыбнулся Евгений. Хлопнув рукой по карману, Михаил сказал:

— Тереза вместе с сидром письмо мне прямо к самолету принесла. От сестры…

— Как дома?

— Пишет, приезжай скорее. Урожай в этом году небывалый. Спрашивает, долго ли будет моя командировки длиться…

— А старый гренадер как — все работает?

— В сторожах теперь. Зрение подводить стало. Не то до сих пор стучал бы в кузне, у него силища огромная.

— Хотел все спросить тебя: как дед отнесся к тому, что ты стал летчиком?

— Гордился. Вернемся — поедем к нам отдыхать. Места у нас раздольные, в лугах заблудиться можно. Осенью свадьбы играют, веселье…

Застегивая на ходу шлем, к стоянке быстро шел Серов.

— Над Уэской крупный воздушный бой. Там дерутся эскадрильи Девотченко и Плещенко. Нас предупредили — быть готовыми к вылету. Ты, Степанов, пойдешь у меня справа. Все равно твои ведомые лететь не могут. — Он указал на стоянки, где механики хлопотали у изрешеченных самолетов Добиаша и Короуза.

— По самолетам!

Будто подхваченный внезапно налетевшим вихрем, рванулся на взлет «чато» Серова. Рядом с ним пошли Степанов и Финн.

Над Уэской кипел воздушный бой. Используя свое численное превосходство, фашистские истребители располагались несколькими ярусами — от трех тысяч до пятисот метров.

Серов рукой показал Евгению и Илье на большую группу истребителей противника, — не ввязываясь в бой, они виражили на самом верхнем ярусе. Видно, кого-то ждут.

Подойдя к изгибу железной дороги, «чатос» развернулись к Уэске. И почти одновременно с ними появилась группа Ю-86. Серебристый клин бомбовозов четко вырисовывался в закатном небе. Степанов ждал сигнала ведущего. Серов качнул крыльями истребителя: «Иду в атаку». Томительные секунды сближения… «Юнкерсы» ощетинились свинцом пулеметов. Сверху на республиканские истребители бросились «фиаты». Эскадрилья, сближаясь с «юнкерсами», шла сквозь косой дождь фашистских пулеметов.

В прицеле истребителя Степанова появился флагман противника. Еще немного… Но тут же, почти вертикально став на крыло, «юнкерс» рванулся в сторону. «Ого… там, видно, бывалый волк сидит». Серов, Степанов и Финн одновременно огнем пулеметов полоснули бомбовоз. «Юнкерс» завалился на бок и штопором пошел к земле. В воздухе забелели парашюты.

Боевой разворот. Звено устремилось к следующей машине. Евгений любил такие атаки, когда чувствуешь дыхание товарища, словно связанного с тобой невидимой прочной нитью.

В воздухе все перемешалось.

Атакованные республиканскими истребителями бомбардировщики развернулись и стали уходить на свою территорию. И тут Степанов увидел горящий «чато». Увидел и Серов. Он подал сигнал Евгению, и оба истребителя в отвесном пике понеслись вниз.

Горел самолет Котыхова. Пытаясь скольжением сбить пламя, охватившее обшивку верхнего крыла и фюзеляж, Михаил остреливался от окруживших его фашистов. Едва не столкнувшись с одним из «фиатов», летчик вогнал в него очередь всех четырех бортовых пулеметов. «Фиат» стал падать. Серов, Степанов и присоединившийся к ним Григорий Попов с трудом сдерживали атаки фашистов, но силы были неравны. После того как Котыхов сбил «фиата», фашисты совсем остервенели. Не жалея боеприпасов, рвались они к едва державшемуся в воздухе «чато».

Бой оттянулся на республиканскую территорию. Котыхов не спешил покидать горящий самолет. Он шел к Сариньене, видимо надеясь посадить там свою машину. Ободренный поддержкой друзей, Михаил боролся с огнеми фашистами. Но вдруг ярко-оранжевое пламя охватило весь истребитель, от центроплана до хвостового оперения. На высоте около двух километров Михаил покинул самолет. В затяжном прыжке он падал к подернутой белесой дымкой земле. Потом над летчиком взметнулся белый купол.

«Фиаты», обладавшие на пике большой скоростью, чуть раньше успели с повисшему на стропах парашюта летчику. Степанов видел, как Михаил, вытянув руку с зажатым в ней пистолетом, стрелял в фашистов.

Положив свои истребители в глубокий вираж, Серов, Степанов и Попов образовали круг, в центре которого снижался Котыхов. Прикрывая попавшего в беду товарища, лишенные возможности маневрировать, «курносые» шли вниз, подставляя себя под удары истребителей противника. Но вот пятнистый «фиат» с переворота устремился к Котыхову. Медлить нельзя. Евгений толкнул ручку управления от себя и оказался в хвосте у фашиста. Нажал гашетки — пулеметы молчали…

От «фиата» к куполу парашюта Михаила протянулись яркие пунктирные дорожки. Евгений дернул рукоятку перезаряжения пулеметов. Вновь нажал гашетку. Пулеметы молчали. Времени размышлять не было. Дав полный газ мотору, Евгений бросил истребитель на хвостовое оперение «фиата». Казалось, столкновение неизбежно, но и последний момент фашист кинулся вниз. Евгений пронесся рядом с Михаилом. Купол парашюта во многих местах был пробит пулями. Голова летчика безжизненно склонилась на грудь.

Убедившись, что добились своего, фашисты развернулись к Уэске. Парашют опустил на скалы иссеченное пулями тело Михаила…