Михаил Полторанин - Власть в тротиловом эквиваленте. Тайны игорного Кремля

Они долго перешептывались с Ивашкой и консультантами, потом приняли решение: согласиться с моим предложением. Я попросил отметить это в протоколе. И с осени того же года стали выходить «Российская газета» и другие задуманные нами издания.

Примерно в том же ключе шел торг вокруг Агентства печати «Новости». У Кремля оставалась мощная структура — ТАСС. Зачем ему дублирующая контора? Я убеждал Ивашко, что содержать в новых условиях АПН как орудие пропаганды достижений социализма дорого и бессмысленно — мир вздрагивает от того, что у нас происходит. А мы собирались реорганизовать АПН в компактное российское информационное агентство (РИА) для обеспечения новостями прежде всего читателей региональной прессы. Но зам генсека не хотел вникать в существо, а пускал в ход поповскую логику: коли уже положили камень на дорогу — пусть он там и лежит. Даже если сильно мешает.

Михаил Сергеевич страшился авторитетного Владимира Щербицкого, которого Брежнев хотел видеть своим приемником. И на радость сепаратистам сместил его в 89-м с должности первого секретаря ЦК Компартии Украины. А поставил туда Владимира Антоновича Ивашко. Он выпустил из бутылки джинна незалежности, и западенники до того распоясались, что сам Ивашко вынужден был ретироваться в Москву. И вот как порученец Горбачева выполнял его установки: «Держаться! Не отступать!». Но отступить все же пришлось. Сначала, правда, мы сделали шаг назад: отказались от претензий на телеоборудование АПН. И Владимир Антонович сдал агентство России. РИА «Новости» сразу завоевало авторитет своей объективностью.

По телевидению у Ивашко (Кручина уже больше молчал) была, как он говорил, непробиваемая позиция: российский съезд принял ошибочное решение. Потому что нет места еще для кого-то в Останкинских корпусах, нельзя что-то вычленить из Гостелерадио в другую компанию, не разрушив весь комплекс, подать сигнал новорожденному будет некуда и неоткуда. Словом, цена нашей затеи — медный грош в базарный день. Чувствовалось, что в Кремле они даром времени не теряли: аргументы для «отлупа» готовили основательно.

Тогда я слабовато разбирался в технических тонкостях этого дела (все-таки газетчик, полиграфист), но предполагал: будут ловить на неопытности. И предварительно обратился за консультациями к целому ряду московских специалистов. Ценнее всех были рекомендации первого заместителя Гостелерадио СССР Валентина Валентиновича Лазуткина — профессионала высокой пробы. Другие вытягивали меня из своих кабинетов в сумерки коридора и, озираясь, полушепотом делились техническими знаниями, как будто выдавали страшную военную тайну. При этом напоминали, чтобы в случае успеха нашего дела мы не забывали об их услугах.

А Лазуткин на глазах у своих коллег весело подбадривал меня:

— Для создания телевидения нужно две вещи: канал и финансы. Деньги у вас есть, канал вам дадут — никуда не денутся. А в остальном мы поможем.

Ему как журналисту импонировала идея появления конкурентной среды. Он действовал совершенно открыто («Мы живем в России и должны уважать решения российской власти!»). Приглашал для прояснения деталей некоторых технарей, и мы сообща в его кабинете прорисовывали очертания телекомпании. Это Валентин Валентинович предложил присмотреться к Шаболовке, просчитал маршруты для прокладки кабелей по подземным коммуникациям Москвы, варианты распространения сигнала по России и многое другое.

Он сделал для рождения ВГТРК (наравне с Беллой Курковой) больше, чем кто-либо. Но при раздаче похвал «пионерам» российского телевидения всегда старался уйти в тень. Для него главное сделать дело, а пальцы веером пусть растопыривают пустобрехи.

Не называя фамилий, я изложил Владимиру Ивашко мнение профессионалов. Показал вычерченные схемы закладки инфраструктуры ВГТРК без ущерба для Гостелерадио. Скрепя сердце он вынужден был признать: съезд, а по его следам и Верховный Совет РСФСР приняли обоснованное решение. Его надо выполнять. Попытался спорить по частным вопросам, но потом согласился, что специалист в этом деле он еще тот! И будет полезнее, если финальную стадию переговоров и принятия по ним конкретных мер Политбюро спустит на несколько этажей ниже — поручит председателю Гостелерадио СССР Михаилу Ненашеву. Не царское это дело заниматься дележкой эфирных частот. Ивашко позвонил Горбачеву, а также члену Политбюро Александру Яковлеву, и те дали «добро» на такой вариант.

После переговоров на Старой площади я зашел к Ельцину и доложился о результатах.

— Дожимайте их! — сказал Борис Николаевич.

Стоит напомнить, что в СССР тогда все республики имели свое телевидение — госкомитеты при местных совминах. Вещали на русском и национальном языках. Одна Россия оставалась безлошадной. Сломать эту нелепую традицию и поручал нам, исполнителям, съезд народных депутатов РСФСР. Кого мне теперь дожимать — Ненашева? Но он же коллега. Мне казалось, что поймет с полуслова.

На рубеже 70—80-х годов Михаил Федорович Ненашев работал главным редактором «Советской России». Это была пора расцвета газеты, и репутация удачливого закрепилась за Ненашевым вполне заслуженно. Затем он возглавлял тихий Госкомиздат СССР, а в 89-м Горбачев поставил его как надежного пропагандиста на Гостелерадио. Сесть в такое время, да и на такую горячую сковороду, — врагу не пожелаешь.

После первых же встреч с Михаилом Федоровичем я начал догадываться, что он получил от Горбачева задание пудрить российской власти мозги. («Пудрить мозги» — любимое выражение Михаила Сергеевича.) Выдумывать причину за причиной, обещать, но не делать. Не очень-то умел это Ненашев. Поводив меня за нос, он краешком намекнул, что на нашу договоренность на Старой площади плюнули и растерли.

А депутаты требовали: «Подать сюда председателя Гостелерадио!» Его вызвали на заседание Верховного Совета РСФСР — он не стал прятаться за больничными листами и явился, долго оправдывался. Ему припомнили снятие с эфира выступления Председателя Верховного Совета РСФСР и пригрозили. Он ушел помятый: трудно выглядеть свеженьким, находясь между молотом и наковальней.

Ну а что же Михаил Сергеевич, опять отсиделся в сторонке? Нет, на сей раз он обозначился во весь рост. И к удивлению многих, громыхнул кулаком. Появился указ Президента СССР «О демократизации и развитии телевидения и радиовещания».

Чувствовалось, что указ Горбачева готовили в спешке. В нем полно было тумана, но главная мысль припирала к стенке своей однозначностью: объявлялись «недействительными любые акты республиканских, краевых и областных органов, принятые без согласования с Советом Министров СССР и направленные на изменение правового и имущественного положения действующих подразделений Государственного Комитета СССР по телевидению и радиовещанию».