Протопресвитер Михаил Польский - Новые мученики российские

В 1935 г. владыку в Казахстане опять арестовали и отправили в Сибирь. Долго никаких вестей, а потом рассказы о его смерти. Его в очередном этапе везли на далекий север. Где-то на берегу великой сибирской реки глубокой осенью ждали паром. В последнюю минуту привели еще одного священника, одетого в легкий подрясник. Он дрожал от холода. Епископ Дамаскин снял с себя верхнюю рясу и со словами — «у кого две одежды, дай неимущему» — закутал в нее священника. Но надорванное здоровье не выдержало стужи, он тут же на пароме, на котором этап должен был ехать несколько дней, умер. Тело его опустили на дно реки. По другой версии, со слов келейника, слышавшего ее от священника отца Андрея Б., отбывшего ссылку и бывшего в подпольной церкви епископа Дамаскина и потом, накануне прихода немцев на Украину, расстрелянного, владыка сидел в одной из сибирских тюрем. Из общей камеры его перевели в штрафную одиночку, без окон, без освещения. На полу этой камеры — замерзшая вода, стены покрыты инеем. Очевидно, его посадили в нее в наказание. За что: за молитву, за проповедь? Неизвестно. В этом холоде и мраке, может быть без пищи, его продержали, пока он не получил отморожение ног и не началась гангрена. В тюремном лазарете он и умер от общей гангрены на почве отморожения ног. Возможно, что последняя версия и есть истинная, а первая, может быть, относится к другому какому-то лицу, ибо вполне оригинальна и правдоподобна.

Так епископ Дамаскин через тюрьмы, Полой, Соловки, Казахстан и Сибирь взошел на свою Голгофу.

19. Соловецкие узники и их исповедание

В день отдания Пасхи, 27 мая / 7 июня 1926 г., в монастырском кремле Соловецкого острова, в продуктовом складе лагеря заключенных, собрались по возможности все заключенные здесь епископы для заслушания доклада другого узника, профессора Московской духовной академии Ивана Васильевича Попова. Складом продуктов и их раздачей заключенным заведовал игумен из Казани отец Питирим Крылов, имевший группу сотрудников из духовенства. Начальство принуждено было доверить этот склад духовенству, как единственно честному элементу лагеря. Отец Питирим предоставил епископам свое помещение для секретного совещания, которое и приняло так называемую «Памятную записку соловецких епископов, представленную на усмотрение правительства». Заседание это прошло с некоторым испытанием.

Совершенно неожиданно, в неурочное время, лагерь стал обходить для осмотра сам начальник всех лагерей Соловецкого острова некий Эйхманс со своим штабом. Отец Питирим встретил его в складе и надеялся, что он не пойдет в комнату его и его сотрудников, где происходило в это время заседание епископов. Но начальник решительно подошел к дверям и открыл их. Увидев вместе большую группу духовенства, он удивился: «Это что за собрание?..» — «У нас сегодня праздник», — ответил смущенно отец Питирим. Почему этот момент прошел благополучно, трудно сказать. Надо полагать, что начальство вообще было довольно порядком в складе и в то время заключенному духовенству позволялось иногда по праздникам ходить в кладбищенскую церковь преподобного Онуфрия, открытую для остатка монахов, рабочих-специалистов, временно остававшихся еще на пепелище своего монастыря. Потом эта поблажка была уничтожена, все вольнонаемные монахи были удалены из лагеря, и последний их храм закрыт.

«Памятная записка» не была официальным голосом Русской Церкви, но в это время совершенно совпадала с этим голосом (см. «Проект обращения митрополита Сергия к советской власти», вышедший почти в один день с соловецкой «Запиской» (Прот. М. Польский. Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и за границей. 1948. Стр. 28, 29.).

Она представляла мнение наиболее многочисленной группы епископата, собранной вместе местом заключения и являвшей собою малый собор многих епархий России, и отражала общие условия жизни Церкви и общий ее исповеднический дух. Дух этого документа преисполнен непоколебимой твердости во всем, что касается собственно церковной жизни, совершенно чужд и малой тени соглашательства, совершенно безбоязнен в свидетельстве правды и свободен в своем мнении среди уз. Документ отвечает высочайшему достоинству Церкви и ее вечному значению, указывая ее истинный путь. Это слава и радость Русской Церкви.

И.В. Попов (см. о нем отдельный очерк дальше), благочестивый старец-аскет, профессор святоотеческой литературы, автор ценнейших печатных трудов, при составлении «Записки» руководствовался указаниями старшего среди архиереев на Соловках архиепископа Евгения. С ним он по преимуществу совещался, но до общего собрания епископов читал «Записку» и небольшой группе епископов и духовенства, подвергая ее многосторонней критике. Во всех этих собраниях живо участвовал и архиепископ Иларион, соработник И.В. Попова в Московской духовной академии.

Архиепископ Евгений (Зернов), правящий Благовещенской епархии, прибыв на Соловки в начале 1924 г., остался старшим среди епископов по их общему согласию и после того, как сюда прибыли и более старшие по рукоположению. Это был выдающийся иерарх Церкви. Многочисленные члены его благовещенской паствы оказались за рубежом, на китайской территории, и, рассыпавшись по всему миру, по сей день хранят о нем самые святые воспоминания.

В час ночи под Успеньев день 1923 г. он был арестован в своем городе, после того как за всенощной в Благовещенском кафедральном соборе пред ним прошли тысячи народа, беря от него последнее благословение. Народ знал о неизбежности ареста этого благочестивого мужа и бесстрашного обличителя революционной и безбожной неправды. Соборная площадь, залитая народом, дала ему узенькую дорожку, чтобы пройти после всенощной к дому. На утро большого праздника, когда за литургией не оказалось любимого архипастыря, многочисленная масса народа собралась около здания ГПУ (Кувшиновское подворье), требуя показать владыку, чтобы увериться в его целости. Выступивший для успокоения народа прокурор советского трибунала едва не был избит и вызвал пожарную команду, которая, обливая толпу водой, кое-как рассеяла ее. Важно отметить, что выручать православного епископа явились и все общины местных молокан, баптистов и других сект, которых в городе почти столько же, сколько и православных. Все они глубоко почитали его за христианское миролюбие и правду. Владыку тотчас тайно от народа вывезли из здания ГПУ в городскую тюрьму, а в городе арестовали 54 человека, преимущественно женщин, обвиняя их в беспорядках, и во главе их некую госпожу Медведеву. Никто из этих арестованных никогда больше не вернулся домой. Вместе с архиепископом Евгением были арестованы пять городских священников, которые были сосланы в Муром на два года (протоиерей Илья Масалов, священники отец Алексий Покровский, отец Василий Кетлевский, отец Василий Осипов и отец Александр Самсель).