Герман Раушнинг - Говорит Гитлер. Зверь из бездны

Гитлер говорил громко и уверенно, но не враждебно. Я предусмотрительно заметил, что никогда не ленился разъяснять и растолковать политику, которую считал целесообразной. Но я имею все основания подозревать, что некоторым людям просто невыгодно, чтобы широкая общественность получила понятие об этой политике.

И тут Гитлер прямо-таки набросился на меня. Дескать, он тоже не всегда может делать то, что считает нужным. Ему приходится принимать во внимание желание и степень осведомленности других людей и приспосабливаться к ним. Он взял на себя обязательства и считает нужным строго соблюдать их. И в первую очередь ему приходится принимать во внимание непонятливость стариков, память и восприимчивость которых притупились: со свойственным своему возрасту упрямством они отвергают многое, даже не пытаясь разобраться. Это тоже приходится учитывать, проводя собственную политику. Или я предпочел бы, чтобы Гитлер стал диктатором и делал все что ему угодно? "Я не диктатор, и не буду диктатором", — заверил Гитлер. Даже если в политике удастся ему освободиться от нынешних ограничений — он все равно никогда не будет принимать своевольных решений. Ибо никто не способен выдержать бремя всей ответственности, связанной с такими решениями. По его мнению, я совершенно неверно представляю себе, что такое "руководство". И, подобно многим, путаю руководство с диктатом. "Мы не голосуем и не выносим решения большинством голосов; ибо наша политика постоянно зависит от партийных масс и от множества внепартийных факторов. Может быть, вы хотите стать более независимым чем я?" Гитлер умерил свой пыл. Он сказал, что диктатуру может установить любой дурак. Если ему повезет. Но такое везение недолговечно. "Вы требуете полномочий. Вы хотите отделиться от партии. А кто даст гарантию, что правы именно вы? И каким образом я сам убеждался бы в собственной правоте, если бы подобно вам, стремился ни от кого не зависеть? Сознание собственной правоты я приобретаю только в постоянном общении с волей партии. И я буду уверен в вас только тогда, когда рядом с вами будут стоять другие люди, будет стоять неподкупная партия и проверять каждый ваш шаг. Если вы заставите этих людей согласиться с вами — я буду знать, что вы на правильном пути. Неограниченных полномочий не существует, и я никогда не стал бы требовать их для себя. Слово "диктатура" — ловушка; диктатура в общепринятом смысле этого слова просто не возможна. Каждый, даже самый отъявленный самодержец вынужден соотносить свою абсолютную волю с действительностью. Если разобраться, все что может человек — это образовывать переменные формы единой Главной Воли. Находясь на посту председателя совета министров, вы можете иногда иметь более абсолютную власть и большую степень независимости чем та, что я имею сегодня или получу когда-либо в будущем.

Диктатор — это просто ярлык, не имеющий реального содержания. Сведение к единому знаменателю всех бесчисленных наблюдений, мнений и пожеланий партии — исключительно трудная задача, которая предстает передо мной снова и снова. Моя первейшая задача — никогда не противопоставлять себя партии. Если мои убеждения расходятся с партийными, — мой долг изменить либо свою, либо ее точку зрения. Но того, чего вы требуете, вам никто не даст. Вы хотите действовать в пустом пространстве, вместо того, чтобы участвовать в борьбе противоположностей, без которой вообще не мыслима никакая жизнь".

Таким образом Гитлер снова проскочил мимо жизненной темы, содержащей вполне конкретные вопросы, и углубился в общие рассуждения о сущности партии.

"Что же такое наша партия, почему мы смогли победить все прочие партии и все демократические парламентские структуры? Они говорят, будто мы избегаем всякой связи с народом. Нет! Мы выбросили на помойку все устаревшие демократические учреждения именно потому, что они уже не способствовали сохранению плодотворных связей со всей нацией. Они вели к болтовне, к тривиальному обману. Мы устранили паразитов, которые угнездились в этих учреждениях и препятствовали истинному народовластию. Очевидно, "массы" уже сыграли свою роль. "Масс" больше нет, нет человеческого стада, несколько лет назад пьяневшего от ораторских речей. Вместо массы возникает выросшая из нее новая народная общность, нация, проникнутая иерархией и самосознанием — наша Партия.

Партия — неподходящее слово. Мне больше нравится слово "орден". Но оно имеет романтический оттенок. Орден "Молодой Германии" канул в прошлое, и сейчас это слово напоминает людям о церкви. В чем суть нашей партии? У нас право голоса имеет только тот, у кого есть обязанность. Но тот, кто взял на себя эту обязанность, — кто вступил в ряды нашего Ордена, кого сочли достойным, невзирая на его положение в обществе — тот получает не только право голоса, но и право быть услышанным; и его СЛЫШАТ. Мы все время общаемся с этой избранной частью народа. Мы выносим на ее обсуждение все вопросы. Мы проводим такую воспитательную работу, какой до нас не вела ни одна партия. Я никогда не приму ни одного важного решения, не известив об этом партию. Я не могу командовать как Бог на душу положит. Все мои приказания — не самоуправство; они находятся в пределах согласованных с партией, установленных в ходе длительной борьбы. Мы прогрессивнее любого парламента в мире, ибо мы всегда находимся в состоянии референдума и голосования. Только таким образом возникает истинная народная общность. Я завишу от людей с улицы. Но я несу ответственность только перед моими соратниками по партии. Парламентские демократии свободно изменяют общественное мнение, от которого якобы зависят. Я же завишу только от неподкупного суда моей партии".

Гитлер заговорил о величии национал-социалистического движения. Он сказал, что наиболее существенной является форма, которую приобретает сейчас наш народ. Это, прежде всего, дисциплина, которая свяжет всех воедино, а уже потом единая цель и единая программа. Я вынужден признать, что воодушевленная речь Гитлера произвела на меня впечатление. Но, несмотря на это, меня не покидала мысль: что за странный спектакль? Этот человек старался придать благородный вид собственным поступкам, которые в действительности были подчинены далеко не идеальным мотивам. Сознавал ли он, что вводит всех в заблуждение? Или он и сам верил в свою ложь? Думаю, что последнее более соответствует истине. Для того, чтобы уйти от мелочности постоянных конфликтов с партией, Гитлеру приходилось создавать себе вымышленный мир, в котором он и прятался от повседневности. Находясь в этом мире, он уже не видел того, что творилось в действительности — он видел лишь то, что страстно желал видеть. Его монологи были одержимы целью доказать, будто именно он создал новую форму демократии, будто именно национал-социализм всерьез борется за демократию, выродившуюся при господстве парламентского строя.