Освобождая Европу. Дневники лейтенанта. 1945 г - Андрей Владимирович Николаев
– Что произошло? Где бронетранспортер? – спрашиваю я, как бы ни к кому конкретно не обращаясь.
– Вон. Внизу, – слышу я чей-то голос. – Под откос свалился.
На дне неглубокого ущелья, действительно, стоял наш бронетранспортер, вокруг которого ходил Борька Израилов с забинтованной головой.
Я спустился вниз и подошел к бронемашине. Борис посмотрел на меня и как-то криво и страдальчески улыбнулся:
– Вот такие дела, земляк.
Борис в явном шоке, но сознает ситуацию и начинает свой рассказ:
– Как только ты пошел вперед, я стал медленно продвигаться следом. И тут, из-за поворота под гору, два пехотных велосипедиста прямо под колеса машины. Ребята, конечно, пьяные в драбадан. Я рванул тормоза. Левая стала на мгновение раньше, а правую занесло. Тяжелый бронированный мотор оказался над пропастью, перевесил своей массой и увлек машину под откос, подминая под себя сидевших там людей. И вот, видишь, паскуда, сама встала на гусеницы. Хоть бы хны ей.
В это время из кузова высунулась опухшая, непроспавшаяся рожа Соколова, того самого, который вначале был в разведке и пек оладьи, а затем был списан в хозвзвод. Продрав глаза, он смотрел на нас осовелым взглядом, явно не понимая, где мы и что с нами происходит.
– Смотри, земляк, – Борис болезненно и криво улыбнулся, – вот оно натуральное подтверждение пословицы: «Пьяного Бог бережет!» Там наверху – покойнички и увечные. А этой скотине хочь бы што. Он с самого верху вместе с машиной кувыркался и даже не заметил, что произошло. Судьба индейка, а жизнь копейка. – И Борька с каким-то остервенением пнул ногой скат переднего колеса бронемашины.
Вне всякого сомнения, Борис Израилов не был виноват во всем происшедшем. Но смерть и увечье товарищей сильно травмировали душу этого доброго, компанейского и веселого парня. И потом: чем все это может окончиться, к чему привести?! В полку ведь немало людей, жаждущих напакостить своему ближнему, наклепать донос, подвести под суд – под статью. Мороки с этим падением будет еще немало.
Пробка на дороге тем временем рассосалась, и мы услышали сверху голос подполковника Шаблия, кричавшего:
– Эй, там! Разведка! Догоняй!
Посмотрев на Бориса, на его понурую, перевязанную окровавленным бинтом голову, я спросил нерешительно:
– Работает?
– А что ему, гаду, сделалось, – отвечает Борис, – конечно работает.
А я думаю – сможет ли он вновь сесть за руль этого железного монстра? Но предаваться эмоциям нет времени, и я говорю уже совершенно иным, твердым и приказным тоном:
– Тогда давай. Выкарабкивайся отсюда на дорогу. И догоняем полк.
– Дело! – крякнув, бросил Борис и, сев на свое место, со злостью рванул за гусеничные рычаги, выдал газ – и машина, взрывая землю, повернулась на месте почти что вокруг своей оси.
Я сидел рядом, положив руки на обшитый кожей подлокотник и смотрел на дорогу в открытый люк.
Колонна нашего полка уже прошла, прошла и пехота. Мы подымались на перевал по опустевшей дороге. Становилось прохладно, пасмурно и неуютно. Здесь, на перевале, росли лишь одни ели – величественные и хмурые. Спуск с перевала начал согревать нас ласкающей теплотой мягкого весеннего вечера. Сверившись по карте, я понял, что мы приближаемся к населенному пункту Альтленбах – справа, небольшой поселок, а слева – имение. Великолепный дом в стиле модерн, ухоженный парк, бархатные, свежестриженные газоны. А сзади высокие хребты мохнатых темно-зеленых гор.
– Райский уголок, – говорит мне Борис, кивая в сторону имения.
Подъезжая ближе, я обнаружил на территории имения машины нашего полка – минометные тягачи с орудиями, штабные фургоны, транспорт.
– Давай, Борис, заруливай, – говорю я, – как видишь, наш Шаблий оккупировал этот самый «райский уголок».
Подъезжаем к дому. Широкие гранитные ступени ведут на террасу с мраморными вазонами для цветов. Обширный вестибюль, богатый и по-немецки тяжеловесный. Из вестибюля высокие дубовые двери ведут то ли в залу, то ли в гостиную. Черного дерева полированная мебель, обтянутая голубым атласом. Из той же материи и гардины на узких и высоких окнах. По стенам в рамах черного дерева висят картины голландской школы – возможно, умело подделанные копии.
В центре залы подполковник Шаблий, майор Коваленко и капитан Видонов – они о чем-то разговаривают с элегантной молодой дамой, высокой, тонкой и стройной. Дама в черном костюме и черных лодочках на узких, красивых ногах. Лицо у дамы холеное, аристократическое – выражение безразличное, без надменности или гордости. Белокурые волосы уложены аккуратным валиком на лбу и ухоженными локонами спускающимися по шее.
В качестве переводчицы миловидная девушка в синем платьице и переднике.
Выслушав сообщение о том, что в ее доме разместятся русские офицеры, «фрау» сказала мягко, по-австрийски, «биттэ» и ушла, заперевшись в своем будуаре на втором этаже.
Переводчицей оказалась горничная, русская девушка из Киева по имени Надя. Ее вывезли по мобилизации на работы в Германию. Но на тяжелом производстве она пробыла недолго. За внешность, воспитанность, хорошие манеры и тихий покладистый нрав Надю рекомендовали в качестве горничной в семью хозяина этого особняка – полковника вермахта. Он находится в армии и с какого-то времени «фрау» не знает, где он и что с ним.
Все это рассказала мне Надя, сидя со мной в углу гостиной на голубом атласном диване. Рассказывала она мне и о своем детстве, и о том, как разлучили ее с домом и матерью. Она говорила спокойно, без лишних эмоций, не стараясь вызвать к себе жалость, и только перебирала кружевной передник тонкими и изящными пальцами. Она посмотрела на меня своими большими серыми глазами и сказала:
– Во все это так трудно поверить. Русские в центре Европы. А их – немцев – нет больше в Киеве, и неизвестно, где теперь херр оберет – муж этой фрау. В общем-то он был неплохим человеком и сделал для меня много хорошего.
В кабинете, комнате, соседней с гостиной, за массивным резным письменным столом мореного дуба подполковник Шаблий разбирал вместе с Коваленко какие-то бумаги. Я видел их сквозь проем неплотно прикрытой двери.
– Николаев! – раздался голос командира полка. – Зайди!
Я вошел в кабинет. Стены обшиты высокими дубовыми панелями. Потолок тоже дубовый, кассетированный. Общее впечатление – мрачно-величественное. Подполковник Шаблий склонился над картой.
– Вот что, – тон Шаблия спокойный и деловой, – нет второй батареи Хлебникова, и связи с ней тоже нет.
– Вероятный район нахождения батареи – Мариендорф, – говорит Рудь, которого я до того почему-то не заметил.
– Ты все понял? – спрашивает меня Шаблий.
– Я понял все! – говорю я. – Нет связи с батареей Хлебникова. Район дислокации – Мариендорф. Задание: выяснить обстановку и привезти батарею. Все?
– Все! – Шаблий улыбнулся. –
