Освобождая Европу. Дневники лейтенанта. 1945 г - Андрей Владимирович Николаев
– Я, это, там из автомата отстреливался, – говорит недовольным тоном Кудинов, отряхивая воду с мокрых брюк и гимнастерки, – там, в канаве, со мной еще товарищ капитан Князев, парторг наш, лежали.
– Панченко как погиб? – спрашиваю я у солдат.
– Сначала Панченко отстреливался из пистолета, – отвечают солдаты, – потом к машине за автоматом ринулся. Немец в него гранату кинул, Панченко ранило. Немец добил его из автомата. Они, немцы, как на кухню заскочили, повар Стеценко у Ломакина карабин выхватил и выстрелил. Промахнулся. А Ломакин у стены стоял. Его немцы не тронули, а Стеценко убили. Они ему из автомата в живот попали.
– Дела, – слышу я сзади себя голос Ефима Лищенко. – Жаль Панченко, шо теперь у Одессе скажуть? Досадно земляка хоронити.
На обратном пути всех нас поразило солнце – огромный красно-оранжевый шар, будто светофор небесный, висел над синими горами. Сизо-фиолетовым сумраком расплывалась вокруг тишина. Не было слышно выстрелов, и немцы в горах притихли. А в воздухе плыла какая-то вонючая мгла – пахло войной – сложным неповторимым букетом запахов гари, тола, тления разлагающихся трупов, мешавшихся с запахами живой природы. Вонь эта давила на душу и готова была вывернуть все нутро наизнанку.
Бронетранспортер мягко шел по шоссе на доступной ему скорости.
И тут на дорогу выскочила в одном недоуздке белая лошадь. Откуда она взялась, неизвестно. Как обезумевшая, неслась она карьером впереди бронемашины, не желая уступать дороги. На скаку она косила правым глазом и непрестанно прядала ушами. Наконец, она метнулась в сторону, перескочила кювет и исчезла в зарослях кустарника. Откуда она взялась, эта белая лошадь? Кому принадлежала?
В Кляузенлеопольдсдорф вернулись затемно. На передовой спокойно. Вряд ли немцы отважутся на контратаку – значит, есть возможность поспать.
Засыпая, я вспоминал слова Нины Шаблий: «Хозяйка нашего фольварка со своей собакой ушла куда-то незадолго до нападения немцев. Это она их навела на наш штаб». Мне эта версия все-таки показалась малоправдоподобной. Скорее всего, эти немцы прорывались из-под Вены и всячески старались избежать гибели и русского плена.
8 апреля. На рассвете полковник Виндушев потребовал от командира 351-го полка оставить Кляузенлеопольдсдорф и при поддержке 534-го минометного полка в общем потоке войск 106-й дивизии выходить через перевал на автостраду Вена – Линц в районе населенных пунктов Альтленбах – Нойленбах. С последующим наступлением на город Санкт-Пёльтен.
Колонна нашего полка идет по узкому серпантину горной дороги, петляя то вправо, то влево, то подымаясь, то вновь спускаясь. Общее направление движения – северо-запад.
Солнце выплывает из-за дальнего хребта справа сзади. Вначале на фоне прозрачного блекло-опалового неба засветились и вспыхнули окраины горных вершин, заискрились золотым свечением, и сквозь мохнатый гребень хребта вдруг прорезались отдельные лучики, которых со временем становилось все больше и больше. Потом отдельные лучики объединились в снопы лучей – сильных, ярких, подобных гигантскому небесному прожектору. Наконец эти снопы образовали общий ореол, от которого ломило глаза. Я надел защитные черные очки и был не в состоянии оторваться от созерцания выплывающего из-за гор величественного диска дневного светила. Мгновенная радость пронеслась по колонне, и солдаты беспричинно множеством глоток выкрикнули «ура!», и этот ликующий крик отозвался разбуженным горным эхом.
По извилистой горной дороге идет пехота, подводы, орудия на конной тяге, машины нашего полка. Движение совершается черепашьими шагами. В голове колонны – бронетранспортер разведвзвода, за ним «виллис» командира полка, подручная батарея, штабные фургоны, орудийные тягачи, технические летучки, санитарный и тыловой транспорт. Сегодня к нам на бронетранспортер насела масса приблудного народа – на крыше кабины, растопырив свои длинные, тонкие ноги таким образом, чтобы не загораживать смотрового люка, сидит комсорг полка Коля Кузнецов, рядом начхим Миша Маслов. Сбоку, оперев ноги о крылья, недавно прибывшие в полк офицер связи младший лейтенант Кравец и командир взвода разведки младший лейтенант, казах по национальности, фамилию которого я даже не успел спросить. Сутолока на шоссе, крики и ругань вокруг, праздная болтовня в кузове бронемашины начинают меня раздражать. Разведчики приучены к тишине – такова специфика их работы. Я молча сижу на своем командирском месте и смотрю в открытый люк. В его четко очерченной раме поочередно появляются меняющиеся пейзажи – то глубокое ущелье, с одной стороны освещенное солнцем, то луговина, на которой мирно пасется скот, то открываются синеющие дали и глубокая перспектива горизонта, а то вдруг перед самыми глазами возникает стена ближайшей крутой горы, покрытой густым лесом. Время близится к полудню. И на крутом повороте шоссе создалась угроза застрять в плотной пробке, образовавшейся из людей, лошадей, повозок и автомашин. Я вылезаю из броневика. Прижимаясь к откосу скалы, плотной массой сгрудилась пехота. Лица солдат молодые, мальчишеские, усталые, сонные и безразличные. Кое-кто из них сидит у придорожной канавы и дремлет.
– Николаев! – слышу я голос командира полка. – Посмотри, что там?
Разминая затекшие ноги, я пошел вперед, вдыхая полной грудью легкий горный воздух. Солнце стоит над головой, и вокруг все как бы трепещет в каком-то прозрачном мареве. Я прошел уже более километра, а масса солдат, повозок, лошадей и автомашин становилась все плотнее и плотнее. Вот и строения горного поселка Хохштрассе. Справа у развилки дорог в общий поток войск вливаются новые колонны пехоты, создавая поистине критическое положение на дороге. Конная артиллерийская упряжка, оттесненная пехотой на обочину, не может вытянуть орудие в гору. Совершенно очевидно, пока эта пробка не рассосется, нашим мощным студерам тут не пройти. С этим я и возвращался назад, собираясь доложить о своих впечатлениях подполковнику Шаблию.
Выйдя из-за поворота, я не обнаружил на дороге нашего бронетранспортера. Солнце слепит глаза. Его яркий свет, ударивший в лицо внезапно из-за поворота, мешает понять, что происходит там – на дороге. На том самом месте, где полтора часа назад я оставил нашу бронемашину. Подойдя ближе, я читаю на лицах, сторонившихся передо мною людей и пропускавших меня вперед, лишь одно выражение растерянности и ужаса. Бледный, с трясущейся челюстью, смотрит на меня неестественно расширенными глазами комсорг наш Коля Кузнецов. На земле в предсмертных муках корчится полураздетый начхим Миша Маслов. В углу его рта кровавая пена, глаза закатились, губы что-то шепчут, а неумолимый рок отсчитывает последние секунды его жизни. Тут же, рядом с Масловым, лежит неподвижный, с мертвенной бледностью на смуглом лице младший лейтенант-казах. Офицер связи Кравец сидел без сапога, и кто-то из солдат бинтовал ему ногу.
Были тут и другие раненые, которых перевязывали, поили водой и отволакивали в сторону. Капитан Нечаев готовил машину
