В борьбе с большевизмом - Павел Рафаилович Бермондт-Авалов
Присутствующий при докладе полковник Прюсинг заявил, что эта операция потребует много времени, между тем как Главнокомандующий предполагает по прибытии корпуса в Нарву немедленно перейти в наступление на Красную Горку, после взятия которой будет взят Кронштадт и затем Петербург. После занятия Петербурга в дальнейшем предполагалось движение внутрь России не сплошным фронтом, чего не позволяли ни условия местности, ни численность армии, а отдельными группами.
Полковник Чесноков возразил на это, что я предпочитаю лучше обождать лишний месяц, использовав его для подготовки наступления и затем неудержимым мощным ударом обрушиться всеми силами на противника, начинать же наступление на авось и расходовать силы пачками, не имея определенных шансов на успех, я не вижу смысла и считаю гибельным для всего антибольшевистского движения. Такого рода действиями можно было только подорвать дух и без того расстроенных и утомленных предыдущими операциями частей Северо-Западной армии. Главное же соображение, которое заставляет командующего Западной армией быть против переброски его войск на Нарвский фронт, является отсутствие веры в действительную помощь англичан и полная ненадежность тыла, где возможно ожидать вспышек большевистских восстаний.
Ввиду того что генерал Юденич торопился в английскую миссию, то на этом были закончены переговоры с моим представителем.
В 11 часов полковник Прюсинг отправился в гор. Митаву. По приказанию генерала Юденича он, при необычной для отдачи оперативных приказов обстановке, прочел перед построившимися офицерами и солдатами штаба армии следующий приказ[39].
«Приказ
корпусу имени графа Келлера, 27 сентября 1919 г. гор. Рига № 21
Северо-западная армия четыре месяца дерется с большевиками в неравном бою, дралась голая, голодная, без денег, плохо вооруженная и часто без патронов, жила тем, что отбивала от красных. Теперь эта доблестная армия получила все: вооружение, снаряжение, обмундирование и деньги.
Вы тоже были в бедственных и тяжелых положениях, но эти четыре месяца Вы не были в сплошных боях. Вы одеты, обуты, исправно получали жалованье, имели продовольствие и вооружение.
Северо-западная армия зовет Вас к себе, ждет с нетерпением. Она верит, что Вы придете, что Вы ей поможете, что Вы нанесете тот жестокий удар, который сокрушит большевиков под Петербургом.
Вы вместе с Северо-западной армией возьмете Петербург, откуда соединенными усилиями пойдете для дальнейшего освобождения Родины. Родина давно ждет Вас, она исстрадалась, последние силы ее на исходе. Поспешим, ибо промедление времени смерти невозвратной подобно.
Приказываю: сейчас же всем русским офицерам и солдатам выступить в Нарву под командою командующего корпусом и оправдать надежды нашей исстрадавшейся Родины.
Главнокомандующий войсками Северо-западного фронта генерал от инфантерии
Юденич».
Для выполнения вышеизложенного приказа мне был дан десятидневный срок. Обострение наших отношений, благодаря вмешательству Антанты и ошибок генерала Юденича, было вынесено на улицу. Оперативный приказ отдавался не начальнику, как это принято во всех армиях, а был прочитан полковником Прюсингом непосредственно офицерам и солдатам в присутствии многочисленной публики, как царский манифест в доброе старое время. Конечно, печать не замедлила использовать эту гласность, и уже на следующий день газеты пестрили самыми уродливыми комментариями – и к приказу, и к приезду генерала Юденича в Ригу.
В одной из газет была помещена статья под заголовком: «Ленин, Авалов и Митава». Под этим заголовком были не менее сенсационные новости.
«В пятницу вечером в Митаве в русских частях распространился слух, что в Москве произошли важные события: Ленин издал приказ об аресте Троцкого, но Троцкий сам арестовал Ленина. Поэтому в Москве происходят беспорядки. В связи с полученным приказом, Юденичем на Олайский фронт послана телефонограмма, чтобы русские части немедленно прибыли в Митаву для отправки непосредственно их в Pocсию. Весть о поездке в Россию во всех русских частях возбудила величайшую радость. До субботы русские части в Митаву еще не прибыли».
Суммируя все вышеизложенное, надо удивляться политической близорукости генерала Юденича и его помощников. Нечестная игра «союзников» была так ясна, что не требовала пояснений, но, однако, генерал Юденич прошел мимо этой интриги, упорно ее не замечая даже тогда, когда я и мои сотрудники вполне определенно и обоснованно докладывали ему о положении в Курляндии. Он считал себя вправе больше доверять английской миссии, чем русским офицерам, выразившим свое желание бороться за спасение своей Родины. Неужели генералу Юденичу было не ясно, что «союзники», настаивая на подписании только что изложенного приказа, имели в виду свои вполне определенные цели, которые далеко не соответствовали интересам русского антибольшевистского движения. По-видимому, это было так, ибо он безропотно подписал продиктованный английской миссией приказ моему корпусу и наивно думал, что действует в интересах России. Я мог бы понять его действия, объяснив их полной зависимостью от «союзников», но тогда был выход путем особого тайного соглашения со мною и предоставления мне свободы решения судьбы моей армии. Ведь надо было понимать, что различие наших ориентаций было невыгодно лишь для «союзников».
Кроме того, он должен был сознавать, что если «союзники» заставили его подписать подобный приказ, то одновременно и я был обязан считаться с моими союзниками-германцами.
В приказе генерал Юденич пишет: «Вы обуты, одеты, исправно получали жалованье, имели продовольствие и вооружение», но он не упоминает о том, что все это было дано не «союзниками», а германцами. С этим он не хотел считаться и думал, что поступает правильно, равняясь в данный момент на сильнейшего. Он также совершенно равнодушно отнесся к тому, что «союзники» не пропустили мою армию на Двинский фронт, где я, при бывшем тогда положении, мог бы принести наибольшую пользу для нашего общего русского дела. «Союзники» это сознавали и неоднократно мне это высказывали, но они были против такого движения, так как оно происходило бы совместно с германцами, что, конечно, совершенно не устраивало их.
Генерал Юденич, как русский патриот, должен был бы разобраться в положении и точно отделить все, что относится действительно к русским интересам, и что – к «союзным». Ведь было бы наивно думать, что в тот момент наши интересы были тождественны.