Лидия Ивченко - Кутузов

В конце ноября руководить боевыми действиями под Измаилом был назначен А. В. Суворов. В ордере Г. А. Потёмкина от 25 ноября говорилось: «По моему ордеру к тебе, присутствие там личное твое соединит все части. Много там равночинных генералов, а из того выходит всегда некоторый род Сейма нерешительного. Рибас буде Вам во всем на помогу и по предприимчивости и по усердию; будешь доволен и Кутузовым». «Под Измаилом находились известные в армии генералы, — отмечает блестящий знаток „суворовской“ темы В. С. Лопатин, — в том числе и родственники Потёмкина — генерал-поручики А. Н. Самойлов и П. С. Потёмкин, отличившиеся во многих боях. Но главнокомандующий выделяет двух: предприимчивого Рибаса и Кутузова. „Будешь доволен и Кутузовым!“ Сколько веры в полководческий талант Михаила Илларионовича содержит эта короткая фраза Потёмкина, обращенная к самому Суворову!»38 Думается, в этой фразе заключен смысл, который не исчерпывается радостью встречи старых соратников. Граф Г. И. Чернышев писал из лагеря под Измаилом генерал-майору князю С. Ф. Голицыну 29 ноября 1790 года: «Все того мнения, что, как только Суворов прибудет, город возьмут нечаянным нападением, сразу приступом. <…> Что странно, так это то, что корпус Кутузова заставляет их (турок) дрожать, а мы сами дрожим от страха или, по крайней мере, похожи на испуганных. <…> Несчастье наше в том, что все три генерала, Потёмкин (П. С), Кутузов и Рибас не только не зависят друг от друга, но действуют вовсе не дружно и не хотят даже помогать друг другу»39. Что ж, наш герой достиг уже того чина и возраста, когда равный с равным уживаются с трудом. Ничего необычного или порочащего М. И. Кутузова в этом нет, если рассмотреть этот случай в контексте взаимоотношений между высшими воинскими чинами в ту эпоху. Пожалуй, наиболее яркий пример — «Записка А.В.Суворова о службе» (1790 год), где он перечислил «для памяти» имена всех военачальников, обошедших его по службе, и указал против каждой фамилии свои претензии и неудовольствия к «совместникам». В качестве приложения к этому и без того красноречивому документу можно рассматривать «Записку о Н. В. Репнине» (1792 год), которую сам великий полководец назвал «экстрактом» всех обид и персональных оскорблений, нанесенных ему давним соперником. Репнин в рукописях Суворова предстает сущим злодеем: «Стравил меня со всеми и страшнее»40. Благодаря этим отголоскам эпохи мы можем представить себе характер взаимоотношений в среде представителей высшей военной иерархии, не предъявляя к отдельно взятому лицу претензий, не обусловленных историческим контекстом времени. Помимо разрешения извечной во всех армиях проблемы «спора о старшинстве», с приездом Суворова повысился спрос на разведывательные данные, касающиеся крепости Измаил, которые на протяжении многих дней собирал и анализировал М. И. Кутузов. Целый массив документов за 1789–1790 годы убеждает в том, что этот генерал, в силу свойств ума, был прирожденным разведчиком: он разговаривал с людьми (по-видимому, для большего успеха в эти самые годы он выучил турецкий язык), по конским следам он отличал запорожцев от турок, по спаленным стогам сена определял численность прошедших мимо войск неприятеля, узнавал и запоминал повадки, обычаи разных групп турецкого населения и местных жителей, научился распознавать ветры, способствующие или препятствующие движению морских судов, тем самым прогнозируя вероятность нападения с моря. И конечно же генерал знал тип инженерных укреплений и количество войск в Измаиле. Эти данные он собирал особенно тщательно41. В одном из сборников материалов научной конференции, посвященной памяти полководца, опубликован доклад, касающийся его разведывательной деятельности под Измаилом. Автор проанализировал информацию, собранную М. И. Кутузовым об этой турецкой твердыне, и пришел к следующему выводу: «Как видим, все документы определяют численность гарнизона в 10–15 тысяч человек. Никаких сведений о крупных перебросках войск из-за Дуная нет, наоборот, отмечается бегство жителей и какой-то военный бунт. <…> Главным результатом разведывательной деятельности М. И. Кутузова было то, что Суворов, принимая решение о штурме, знал, что его войска вдвое превышают силы противника, что в Измаиле не более 15 тысяч бойцов, а не 35 тысяч, как было впоследствии опубликовано в официальной реляции о взятии крепости»42. Однако уточнение сведений о численности гарнизона не означает, что крепость была легкой добычей: «один к двум» весьма опасное соотношение для нападающей стороны; в те годы считалось, что оптимальное соотношение сил для успеха штурма должно быть примерно «один к четырем». К тому же как инженер, Кутузов не мог не отметить, что Измаил представлял собой очень сильную крепость. В течение всего 1790 года там велись инженерные работы, которыми руководил французский специалист де Лафит-Клаве. Крепость имела четверо ворот: Царьградские и Хотинские в западной стороне города («старая крепость») и Бендерские и Килийские в северо-восточной части («новая крепость»). Высота главного крепостного вала с семью бастионами доходила до двенадцати метров, около восьми метров составляла глубина рва перед крепостной стеной, местами на метр заполненного водой. По приказу Суворова солдаты выстроили подобие измаильского вала со рвом, и военачальники лично учили их засыпать ров фашинами, ставить штурмовые лестницы, взбираться на вал и колоть штыком. Но с преодолением этих оборонительных рубежей перед русскими войсками вставала не менее сложная задача: вести бой на улицах города, в котором было немало каменных зданий. «Дело о взятии Измаила», хранящееся в Российском государственном военно-историческом архиве в фонде Г. А. Потёмкина, служит убедительным подтверждением того, что к штурму русское командование готовилось тщательно, ничего не оставляя на волю случая. На чертеже крепости обозначены все места, где установлены артиллерийские орудия с точным указанием их количества. Не менее точно определена численность обороняющихся на каждом участке этого последнего оплота турецкого могущества в Придунавье. В этом же архивном деле находится документ, который и сейчас, по прошествии столетий, вызывает волнение — знаменитый протокол военного совета от 9 декабря 1790 года, на котором было принято решение «приступить к штурму неотлагательно, дабы не дать неприятелю время еще более укрепиться». По преданию, А. В. Суворов положил перед сослуживцами чистый лист бумаги со словами: «Пусть каждый, не спросясь никого, кроме Бога и совести, выскажет свое мнение». Под протоколом всего тринадцать подписей: в том числе Михаила Илларионовича, у которого в тот день, вероятно, было тяжело на душе. Под стенами Измаила его настигло горестное известие: на первом году своей жизни умер от оспы, очевидно, заразившись от сестер, его единственный сын. Екатерина Ильинична признавалась в письме родственнику: «Не успела я отделить маленького Николашку, который сделался жертвою сей злой болезни. Вы можете представить себе, каково мне было потерять сына моего, коего дожидалась так долго»43. Источников, рассказывающих о том, как отозвалось это событие в сердце Кутузова, до нас не дошло, документы свидетельствуют только о его легендарном мужестве, проявленном при штурме крепости. Он знал, как трудно смягчить удар, находясь на расстоянии, утишая лишь в письмах супругу, которая пребывала в тревожном и подавленном состоянии. «Михайла Ларионовича не видела 8 месяцев, — сообщала она в письме дальнему родственнику Алексею Михайловичу Кутузову. — Теперь стоят под Измаилом, который, думаю, возьмут. <…> Но частые удары, на кого упадут, неизвестно. Боюсь, чтоб не была я избрана перенести оный в потере Михаила Ларионовича. Мысль сия меня уже съедает»44.