Жаклин Паскарль - Когда я была принцессой, или Четырнадцатилетняя война за детей

Где-нибудь посреди профессионального разговора его тематика едва заметно меняется, и пара неожиданно чувствует себя раскрепощенно, поскольку нет никакой необходимости лгать. Два лишенных на время половой принадлежности существа понимают, как сильно нуждаются во временном облегчении напряжения без собственнических замашек и брачных игр.

Кто сможет понять ужас человеческих страданий и варварства, которым вы только что стали свидетелем, лучше, чем такой же, как вы, член команды? Где еще вы сможете найти человека, который найдет в себе силы посмеяться над черным юмором ситуации, когда вы невольно топчете человеческие останки? Как еще вычеркнуть из памяти горестные стоны и звуки, которые издает человек, отдаваясь своим страданиям?

Мы с Робом познакомились на коктейле, который был устроен представительством ООН в честь визита в Македонию одной знаменитости. Нам обоим была оказана сомнительная честь представлять свои благотворительные организации, и мы не забывали о политической стороне нашего там присутствия. Меня всегда забавляло наблюдение за показательными выступлениями международных гуманитарных организаций, когда на сцене появляется кто-нибудь знаменитый, однако, может, и недостойный такого приема. Я испытывала отвращение к подобным мероприятиям, хотя и понимала, что они составляют важную часть моей работы. Тем не менее мне было неприятно думать о том, что люди, прозябающие в лишенных удобств лагерях, не оценят того, как я помогаю им, нарядившись и потягивая охлажденное вино.

По-моему, этот вечер был третьим суаре в честь одной и той же персоны, проведенным всего за несколько дней. После подъема в пять утра и целого дня работы в удушающей духоте лагеря, ходьбы взад и вперед по пыльным дорожкам при температуре, приближающейся к сорока градусам, я была покрыта запекшейся грязью еще за двадцать минут до начала приема. Мне едва удалось выбраться из ужасающе грязных ботинок военного образца, испачканной футболки «Кеа» и рабочих штанов, заскочить под душ в «Розе Дипломатик» и нарядиться в единственное платье, которое мне хватило ума взять с собой вместе с босоножками на шпильках от Гучи. Последним штрихом послужили блеск для губ, подводка для глаз и нанесение туши уже в такси, везущем меня в центр Скопье. Выйдя из него, я поправила волосы и погрузилась в кондиционируемую прохладу здания. Меньше всего мне хотелось вести светские беседы. У меня выдался отвратительный день: искала способ доставить пожилую женщину к туалету, не имея в распоряжении инвалидного кресла. Вдобавок нужно было поговорить с одним парнем из «Стенковец-1» о положении другой несчастной женщины, но ни у кого не оказалось ни номера его телефона, ни позывных его рации.

Я поняла, что приехала последней и имела несчастье появиться ровно посередине долгой и нудной речи, и стала искать глазами знакомые лица. Если не считать главы местного отделения ООН и самой знаменитости, я не знала никого, ни единой души. Смирившись с мыслью о том, что во имя долга мне придется провести скучнейший вечер, я заметила очень высокого худощавого и лысого мужчину, который стоял у противоположной стены зала. Судя по всему, происходящее развлекало его не больше, чем меня. Он был одет в бледно-голубую рубашку поло и джинсы и выглядел лет на тридцать с небольшим. Прислонившись к колонне, он время от времени бросал вокруг изучающие взгляды. В конце концов наши глаза встретились, и мы обменялись натянутыми улыбками.

Позже, получив наконец шанс покинуть свои слушательские посты, мы оказались в одной группе, где обсуждались последние проблемы с водопроводом и канализацией в наших лагерях для беженцев. Я стала рассказывать о сложностях ухода за моей старушкой и добавила пару ласковых о неуловимом «мастере» из соседнего лагеря. Заметив, что Роб расплылся в широкой улыбке, я потеряла дар речи.

– Что вы нашли в этом смешного? – не выдержала я.

– Ничего. Просто я и есть тот тип, которого вы костите.

Я принялась глупо извиняться, тут же ощутив себя еще ниже ростом, чем обычно, но его все это, казалось, действительно забавляло.

Я оглянулась и увидела, что люди стали расходиться. Ужасно болели ноги, и живот издавал довольно громкое бурчание. Один из этих звуков явно достиг ушей Роба, заставив его расхохотаться, и он спросил, не хочу ли я перекусить. Я с благодарностью приняла его приглашение, мы вышли из гостиницы, и я забралась в его машину, вездесущий и бессменный спутник работников горячих точек – джип.

Спустя несколько минут мы остановились возле местного кафе, известного своими греческими салатами и жареным мясом. За ужином, который, к моей радости, был быстро подан, мы болтали об условиях жизни в наших лагерях и о том, какую роль в их обустройстве мы играем. Беседа шла легко, еда была вкусная, и мы пользовались универсальным для наших коллег правилом: воздерживаться от скользких и неприятных тем о стрессе на работе, эмоциональном состоянии и неизбежном гневе и отчаянии, падающих на плечи каждого, кто работал в горячих точках.

Когда мы подъехали к моему отелю, было еще светло. Мы решили выпить во дворике гостиницы и с наступлением ночи оказались в моем номере. Это не было любовью с первого взгляда, речь не шла даже о страсти. Не было дрожи возбуждения или особенного притяжения друг к другу. Мы просто искали утешения и избавления от неспокойного мира, где шли глупые и жестокие войны, приносящие человеческие жертвы. Нам был нужен выходной, не день, всего лишь ночь, в которой не было бы мыслей о встрече закатов наедине, никаких обязательств или романтики и тем более взаимных ожиданий. И когда все кончилось, мы сделали первые шаги навстречу дружбе и легкому интересу друг к другу. С моей точки зрения, я вступала на минное поле. Тогда я с ужасом думала о том, что мне придется через это пройти снова.

– Так на скольких войнах ты уже побывал? – дала я упреждающий залп.

– Хм, сейчас, – задумался он и стал перечислять: – Босния, Сомали, Северная Ирландия, пара мест, о которых мне запрещено распространяться, и эта. А ты?

Я привстала на локте, подтянула простыню повыше и стала перечислять свой послужной список:

– Босния, только уже после войны, немного в Руанде и здесь, в Македонии. А до этого Восточная и Южная Африка, там просто гуманитарной помощью занималась.

Краем глаза я заметила, как Роб бросил взгляд на мою карточку с удостоверением личности от «Кеа» и значок с идентификационным номером для службы безопасности, лежавшие на ночном столике.

– Ты лучше расскажи о своей другой работе, Жак, – предложил он, кивнув на карточки. – Я знаю, что ты посол «Кеа», но сегодня мы говорили только о твоей полевой работе. Посол и это, второе, ты же не обязана была сама пачкать руки, дорогуша, – ввернул он словечко из южнобританского диалекта.