Отрешись от страха. Воспоминания историка - Александр Моисеевич Некрич
А вот и кабинет, который мне нужен. На двери дощечка: Маршал Советского Союза Голиков Ф. И. Стучу в дверь. «Входите, входите», — раздается голос и вслед за тем обладатель голоса идет мне навстречу. Он небольшого роста, с полированной головой, серовато-голубоватыми глазами, маршальский мундир, многорядные колодки орденов. Это и есть Филипп Иванович Голиков. Он приглашает меня сесть, и мы усаживаемся около широкого письменного стола. За другим столом, поменьше, сидит подполковник, адъютант маршала. Пошелестев немного бумагами, он затем удаляется.
Я излагаю маршалу цель своего визита. Рассказываю о задуманной мною книге «1941, 22 июня», книге, в которой я попытаюсь объективно рассказать о событиях, непосредственно предшествовавших нападению гитлеровской Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года.
— Вы, Филипп Иванович, — говорю я, — можете помочь мне прояснить ряд вопросов. По роду своих занятий (изучение истории Второй мировой войны) я столкнулся с некоторыми неясностями в истории Отечественной войны, особенно ее начала. Мне нужно прояснить их и как заместителю ответственного редактора X тома «Всемирной истории», посвященного истории Второй мировой войны, и как автору научно-популярной книги, подготовляемой к печати издательством «Наука».
Задолго до того как я получил согласие маршала Голикова на беседу, я познакомился с его биографией. Она, поистине, уникальна. Кажется, это единственный человек, который поочередно занимал все высшие административные должности в Министерстве обороны Советского Союза: начальник Главного управления кадров, начальник Главного разведывательного управления, начальник Главного политического управления. Во время войны — Главный координатор разведывательных служб, заместитель командующего и командующий фронтом. Много раз Ф. И. Голиков избирался депутатом Верховного Совета РСФСР и СССР, был членом Центрального Комитета КПСС. Маршал Голиков выполнял во время войны и военнодипломатические поручения. Так, он был начальником военной миссии в Великобритании. Он написал несколько книг и статей — воспоминаний о гражданской и Великой Отечественной войне.
Я смотрю на Филиппа Ивановича и думаю: «Вот он приходит к Сталину...». Но пора начинать беседу.
С июля 1940 года маршал был начальником Главного разведывательного управления. Значит, именно он должен быть в курсе всех предупреждений о готовящемся нападении Германии на Советский Союз.
Я спрашиваю его: «За рубежом много говорят о предупреждениях, которые получал Советский Союз по различным каналам о готовящемся нападении. Создается впечатление, будто первое предупреждение относится к марту 1941 года. Я имею в виду сообщение заместителя государственного секретаря США Сэмнера Уэллеса советскому послу Константину Уманскому. Так ли это?»
Филипп Иванович отвечает твердо и уверенно: «Нет, это не так. Первые предупреждения поступили по линии советской военной разведки гораздо раньше марта 1941 года. Разведывательное управление проводило огромную работу по добыванию и анализу сведений по различным каналам о намерениях гитлеровской Германии, особенно и в первую очередь против Советского государства. Наряду с добыванием и анализом обширных агентурных данных, РУ тщательно изучало международную информацию, зарубежную прессу, отклики общественного мнения, немецкую и других стран военно-политическую и военнотехническую литературу и т. п. Советская военная разведка располагала надежными и проверенными источниками получения секретной информации в целом ряде стран, в том числе и в самой Германии. Поэтому американское сообщение не было, и уж во всяком случае не могло быть новостью для политического и военного руководства страны, начиная с И. В. Сталина».
(Ах, вот как! Это ведь очень важное заявление. Выходит, что сведения были, но тогда в чем же дело?) И я торопливо задаю маршалу следующий вопрос:
— Как относился Сталин к сведениям разведки?
И снова маршал отвечает спокойно:
— Мой ответ, более или менее обстоятельный, может быть дан лишь за советскую военную разведку. (Филипп Иванович — человек осмотрительный. С какой стати будет он вмешиваться в дела разведки КГБ, Коминтерна, других источников информации? И все же он подчеркивает, что отношение к сведениям любой разведки было у вождя народов, видимо, одинаковое. Однако послушаем Голикова:)
— Как на эффективности, так и на конечных результатах работы советской военной разведки (видимо, и разведки других видов), несмотря на всю серьезность и своевременность представляемых данных, очень отрицательно сказывались:
• убежденность Сталина в том, что все утверждения и данные о подготовке руководящими силами гитлеровской Германии нападения на СССР и о приближающихся сроках этого нападения являются выражением и результатом широко задуманной и активно осуществляемой политической и военной дезинформации со стороны английских империалистов в лице Черчилля и английской разведки с тем, чтобы в их собственных целях столкнуть СССР и Германию в большой войне;
• настороженное отношение ко всем разведывательным данным с принятием из них, видимо, лишь того, что могло в той или иной мере подкрепить неправильные оценки Сталиным международной обстановки и военнополитической ситуации, но с отрицанием всего, что не соответствовало его концепции, особенно в отношении реальности германской военной угрозы и возрастания близости вторжения германской армии.
Видно, маршал подготовился к беседе неплохо. Его формулировки точны и предельно лаконичны. После встречи с ним мне пришлось много раз возвращаться мысленно к этой беседе. Я думаю о советской агентурной разведке — о Ресслере, Маневиче, Радо и Зорге. Неужели все их труды пошли прахом? Мысль об этом казалась мне вначале столь дикой, что я даже поежился.
Но, оказывается, Филипп Иванович еще не закончил ответа на этот вопрос. Третьей причиной он считает «произвол периода культа личности Сталина, О1ульное недоверие и массовое истребление кадров партии, государства, вооруженных сил, в том числе и кадров военной разведки». Маршал утверждает, что в числе репрессированных или уничтоженных оказались «ценнейшие работники военной разведки как из числа руководящих лиц Центра, так и из числа заграничных работников. Кроме того, многие агентурные работники были очернены, оклеветаны, во вред делу отсечены от разведывательной работы и изгнаны из разведывательных органов».
Голиков подчеркивает, что работа военных разведчиков чрезвычайно осложнялась подозрительностью самого Сталина и его окружения. Однако маршал не уточняет, кого он имеет в виду персонально. Мгновенно я взвешиваю: уточнять или нет. Пожалуй, не стоит, нужно выслушать до конца.
— Это отношение, — продолжает Филипп Иванович, — особенно огцущали на себе те, кто возвращался на Родину из-за рубежа, тем более с агентурной работы. К ним относились с подозрением, очевидно, за ними следили (очевидно! Филипп Иванович, Филипп Иванович, и как Вам не ай-я-яй! Но эти слова я произношу про себя)..., а нередко необоснованно арестовывали. Хороших разведчиков нередко старались очернить еще и
