Энцо Феррари. Биография - Брок Йейтс
Но Феррари выяснил, что немецкие патенты не подпадали под действие итальянских законов, и принял решение начать копирование станков без разрешения патентообладателей. Это решение имело колоссальный успех.
Однако существует и другая, более детальная версия истории, озвученная Франко Кортезе в 1984 году итальянскому историку Анджело Тито Ансельми. Кортезе тогда был 38-летним джентльменом и гонщиком-любителем, имевшим некоторую известность в автоспортивных кругах. Он свел Феррари с фирмой Эрнесто Бреды из Брешии. Бреда был могущественным магнатом, занимавшимся производством вооружений и военной техники для правительства. Глава компании был родственником графа Джованни Лурани, известного автоспортивного журналиста, некогда выступавшего в качестве гонщика, и уважаемого многими энтузиаста, имевшего обширные связи в спортивной среде. Кортезе при посредничестве Лурани познакомил Феррари с Бредой, представив Энцо как потенциального поставщика станков, в которых нуждалась компания магната. Но использоваться они должны были не для производства подшипников, а для изготовления компонентов к пулеметам «Type 37».
В своих мемуарах Феррари предпочитает игнорировать тот факт, что он работал на Breda, или то, что его шлифовальные станки применялись для производства чего-то, кроме подшипников. Но к 1942 году его фирма уже имела все необходимые ресурсы для того, чтобы заниматься очень сложной механической обработкой материалов; Кортезе, ставший крайне эффективным «дорожным менеджером», раструбил о Феррари на всю долину реки По. Едва ли это было легкой задачей, учитывая все усиливавшееся нежелание его работодателя покидать Модену. К примеру, Кортезе договорился о сделке с Бредой, по условиям которой Феррари должен был изготовить сложный редуктор с зубчатой передачей для особого десантного судна, строившегося для нужд итальянской армии. Breda переделывала большие шестицилиндровые двигатели Tipo D17, стоявшие на их самоходных автовагонах, для последующей установки в особые десантные суда, готовившиеся ко вторжению на Мальту. Феррари должен был изготовить коробки передач, которые позволили бы использовать моторы Breda для морских судов. Для маленькой фирмы этот контракт был очень выгодным делом, и когда управляющие Breda вызвали Феррари в Милан для подписания контракта, они уже находились в нетерпении, стремясь поскорее взяться за дело.
Феррари властно заявил Кортезе о том, что не поедет в Милан и что, если армия и Breda хотят закрыть сделку с ним, им придется самим приехать в Модену. Какое-то время между раздраженным Кортезе и бескомпромиссным Феррари происходил обмен телефонными звонками. «Чудо-человек» был непреклонен; он не согласен ехать 120 километров по древней Эмилиевой дороге в Пьяченцу, чтобы потом пересечь там По, а оттуда еще 40 километров тащиться до Милана. Ворча от недоумения, Кортезе и его свита из директоров и армейского начальства погрузились в восемь автомобилей и двинулись в сторону Модены для завершения сделки. Гора сама пришла к Магомету! И не в последний раз.
К началу 1943 года стало очевидно, что шансы стран Оси на победу в войне вот-вот испарятся окончательно. В начале 1942 года союзники объединили силы, и теперь их армии, поддерживаемые колоссальной промышленной мощью Соединенных Штатов, стали воевать все эффективнее и продвигались к победе со скоростью разогнавшегося товарного поезда. В июне 1943-го началось вторжение на Сицилию, и в тот момент показалось, что в планах Монтгомери и Паттона двинуться на север по всей территории итальянского «сапога». Италия стояла на пороге анархии. Забастовки охватили Милан и Турин. В течение нескольких недель Муссолини сместили с должности в результате бескровного переворота и заменили генералом Пьетро Бадольо, который сумел искусно убедить немцев в намерении итальянцев продолжать войну, а сам в это время тайком пытался заключить мир с силами союзников. Гитлер отреагировал на это с привычной жестокостью: выдавив Бадольо и лишив его власти, он возвратил Муссолини из изгнания в Апеннинах посредством внезапной, дерзкой вылазки и казнил тех, кто сместил дуче с должности, в том числе Чиано. После этого Италия превратилась в военную вотчину немцев — она больше не была для них союзником, скорее массивным и крепким объектом недвижимости, которую закаленные в боях отряды генерал-фельдмаршала Альберта Кессельринга должны были удерживать под контролем любой ценой.
Находившемуся на севере Феррари было приказано перевезти свой завод в более безопасное место. С конца 1942 года союзники расширяли ареалы своих авианалетов, усилив бомбардировки крупных индустриальных центров в долине По, и в результате вскоре был издан приказ о децентрализации промышленного сектора. Феррари по-прежнему обеспечивал работой примерно 40 рабочих, — в числе которых теперь были и женщины, — трудившихся в старом здании Scuderia на Виале Тренто и Триесте, и его бизнес процветал. Он был готов к расширению, так как был убежден, что через несколько месяцев немецкое сопротивление на юге окажется сломлено и воцарившийся мир откроет перед ним новые возможности для продолжения строительства гоночных автомобилей.
Для перемещения предприятия он присмотрел один объект недвижимости в деревне Формиджине, находившейся в нескольких километрах к югу от города. Но после серьезных переговоров владелец здания отказался его продавать. Тогда Энцо попросил Мино Амаротти, своего друга, жившего в маленькой коммуне Маранелло, помочь ему с поиском необходимой земли там. Городок Маранелло находился на приличном удалении от Модены, примерно в 16 километрах, но Феррари уже имел там кое-какую собственность: старый каменный фермерский дом, стоявший посреди вишневого сада. Амаротти помог ему убедить местного мельника продать его дом, находившийся по соседству с домом Феррари, а вместе с ним и земельный участок на другой стороне от трассы Абетоне-Бреннеро. Три этих объекта вместе образовали территорию достаточных размеров, чтобы на ней можно было возвести фабрику. В сжатые сроки был построен треугольный комплекс из деревянных и бетонных гаражей, и вскоре процветающая Auto Avio Construzione наняла еще сотню рабочих. Но недвижимость не будет принадлежать лично Энцо. По всей видимости, Феррари записал землю на имя Лауры, чтобы предотвратить появление в будущем каких-либо юридических проблем с государством, которые потенциально могли возникнуть. Времена были смутные, царила неопределенность, и хотя казалось, что немцев медленно, но верно вытесняют из Италии, было невозможно предсказать, какой режим придет им на смену. Случиться могло все что угодно, и Феррари окажется лучше защищен, если здания и имущество будут поделены между ним и его женой. Их отношения теперь были не более чем юридической формальностью, скрепленной существованием общего сына и суровыми итальянскими традициями неприятия разводов. Но оба понимали ценность земельного имущества в столь опасные времена, и разделение прав на Маранелло безусловно было одобрено обоими
