Юрий Владимиров - В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945
Кунат сказал также, что сорбам жить лучше, чем ему, так как они проживают в соседних с Каменцем деревнях и селах и имеют земельные наделы, скот и птицу. А он с семьей живет только на продовольственные карточки.
В обеденный перерыв я увидел, как к нашему очень солидному на вид товарищу Кузьмичу (Русанову Ефиму Кузьмичу) подошел старший ефрейтор и угостил его сигаретой. Увидев это, я и еще несколько пленных решили стрельнуть покурить. Ефрейтор вынул из кармана всю пачку сигарет и отдал ее просителям, сказав, что больше у него курева нет, но он постарается принести его завтра. Оказалось, что вездесущий Кузьмич уже несколько дней знаком с этим ефрейтором, похожим на него и лицом, и комплекцией.
Подошел к этому немцу и я. Кузьмич назвал ему мое имя и сообщил, что я являюсь переводчиком и старшим рабочей команды. Тот назвал свое имя и фамилию. Оказалось, он не немец, а шлёнзак, то есть поляк из немецкой Верхней Силезии. Он был ранен на Африканском фронте и после частичного выздоровления оставлен служить в этом военном городке. Очень хотел бы помочь русским пленным, чем может. В дальнейшем он действительно помогал нам по мелочам, мы встречались с ним на территории военного городка почти до апреля 1945 года.
Разговаривая с этим ефрейтором, я вспомнил, что на Украине и на германо-польской границе шлёнзаки очень скверно обходились с нами – советскими пленными. Поэтому я решил и с этим шлёнзаком быть осторожным, полагая, что он, возможно, является тайным агентом или служащим Особой команды в военном городке. Но все же я обратился к нему с просьбой приносить мне центральные немецкие газеты, особенно упоминавшуюся Völkischer Beobachter. И он стал приносить их мне, иногда передавая через других.
Таким образом, я имел возможность читать товарищам по-русски оперативные сводки с фронтов и иные интересные публикации. Это чтение заметно помогало мне в освоении немецкого языка. Этому особенно способствовало то, что я сразу записывал все новое, что слышал от немцев.
За время плена я научился писать по-немецки готическим шрифтом и говорить почти без акцента. Как-то мастер Фридрих сказал мне, что «настоящий немец – это тот, который может очень быстро и четко выговорить предложение „Фри ин фрише фишер фишт ди фише“ („Рано утром при утренней свежести рыбак ловит рыбу“). И я научился произносить это быстро и правильно, как „настоящий немец“».
Выходной день запомнился мне тем, что перед обедом мы пообщались с девушками из Курской области, приходившими в столовую. При этом Толя Шишов, его «опекуны» Иван Астраханский и Кузьмич остановили их и, особенно заглядываясь на фигуристую и грудастую Надю, делали ей комплименты. Мы поинтересовались, как девушки живут, что у них нового. Кто-то получил письмо с родины, недавно у них побывал власовский пропагандист – выпил с ними самогонки и оставил кучу газет «Заря». Они обещали принести нам эти газеты и сдержали слово, но ничего нового я в них не нашел.
В последней неделе мая у нас на аэродроме случилось заметное событие. В небольшой барак за проволочной оградой, который недавно был нами приведен в порядок, поселили человек тридцать голландских военнопленных. Вообще, этих людей следовало бы назвать не военнопленными, а интернированными, так как, по существу, они даже не успели повоевать с немцами, которые в 1940 году молниеносно захватили их страну. В 1943 году, после сокрушительного поражения немцев под Сталинградом, в странах, оккупированных Германией, включая Нидерланды, резко усилилось движение Сопротивления. Немцы считали, что основными вдохновителями и предводителями этого движения могут стать бывшие военнослужащие, поэтому решили их заблаговременно изолировать от остального населения, арестовав и отправив в Германию. Так они и попали к нам. Среди них находился один, похожий на китайца. Оказалось, его мать была из Индонезии, бывшей тогда колонией Нидерландов.
Все голландцы не нуждались в переводчике, так как их язык, по существу, тоже немецкий. Мне было легко с ними разговаривать. Для охраны голландских военнопленных в штат охранников добавили еще двух часовых. Работать голландцев водили отдельно, и нам не позволяли с ними общаться. Питание им выдавали из кухни для немецкого цивильного персонала и пригнанных из СССР гражданских лиц, то есть наших девушек из Курской области.
Склад и кухню, откуда мы получали горячую пищу и другое довольствие, у нас отняли, зато теперь мы стали это получать в пищеблоке, где питались и курские девушки и голландские военнопленные. Для этого пришлось некоторое кухонное оборудование перевезти со старого места и запустить на новом, что потребовало не менее трех суток. К этой работе были привлечены, кроме поваров и уборщиков, братья Омельченко, Маляр и красавец блондин Толя Шишов. В это время Толя успел «свести с ума» работавшую на кухне большую Аню и завести с ней «большую любовь» – весной Аня родила от Толи мальчика.
Меня в эти дни вместе с шестью товарищами (Иваном Пиком, Сергеем Комсоставским, Тимой Добринским, Виктором Чайкиным, белорусом Мишей Капраловым и еще кем-то) мастер Якоб приводил без конвоя на городской вокзал. Я в основном был там переводчиком. На вокзале нас заставили выгружать из одного товарного вагона на грузовую машину мешки с ячменем и разгружать их на местном пивном заводе Kamenzer Brauerei. Мы получили великое удовольствие, дважды проехав до завода и обратно на грузовике по городу, увидев некоторые его достопримечательности и… выпив дважды по кружке Malzbier – солодового, не хмельного пива, которым нас после разгрузки мешков угощали рабочие завода – поляки и старые немцы.
Под предлогом сходить в туалет некоторые наши работники сумели обследовать примыкающие к вокзалу пустыри и установили, что на них имеются сарайчики, в которых железнодорожники содержали кроликов. Ребята приняли это обстоятельство к сведению, решив, что, когда в нашем жилье появится печка, можно будет сварить или зажарить кролика, а может быть, и собачье мясо, так как вокруг водилось немало собак.
…По обеим сторонам шоссе, по которому пленных водили на работу и обратно, росли яблони. Яблоки почти созрели, и кто-то из передовых в колонне пленных бросал с ноги свою колодку на ближайшую яблоню. Яблоки сыпались на шоссе, и шедшие сзади сразу подбирали их вместе с обувью товарища. Яблоки быстро делили на всех, иногда даже угощали конвоиров, которые бывали этому рады, особенно если яблоки оказывались хорошего сорта.
Глава 7
1 июля внезапно при построении пленных на утреннюю поверку рядом с Томшке появился хорошо выглядевший и отдохнувший фельдфебель Хебештрайт. Поскольку, как я полагал, Хебештрайт стал высшим начальством для нашей рабочей команды, я, как ее старший, посчитал нужным доложить ему строго по-военному о численности и состоянии наших людей и их готовности к работе.
