Аркадий Белинков - Юрий Тынянов

- Александру Сергеевичу дурно!.." А на балу "в углу залы стоял, с длинной талией, капитан Майборода.

- Я вот не люблю сего создания века, - сказал генерал и зевнул. - Это роняет, если хотите, гвардию. Ну пусть бы оставили в армии, наградили бы как-нибудь, не то зачем же в гвардию? Это шермицель... (оскорбление, выпад. - А. Б.)

- А в армии можно? - спросил с любопытством Грибоедов.

- В армии можно. Куда ж его деть? - уверенно ответил генерал...

- И в гвардии можно. Теперь... теперь, генерал, можно и в гвардии. И полковником. И... - Он хотел сказать: генералом...

Тут случилось странное перемещение: его превосходительство (Грибоедов. - А. Б.) спрятался за хана и несколько согнулся... близко проходил высокий, стянутый в рюмку пехотный капитан (Майборода. - А. Б.). Лицо его (Майбороды. - А. Б.) было узкое, гладкий пробор напоминал пробор его превосходительства" (Грибоедова.- А. Б.).

Тынянов начинает тему общего дела Грибоедова и Майбороды с внешнего сходства.

Вторая встреча Грибоедова, человека, добившегося куруров, с человеком, привезшим их, обошлась без обморока.

Майборода - герой времени, и встречают его как героя. "Ура!" - кричат солдаты, которым велено в определенное время кричать "Ура!". Тынянов это делает так, как будто они приветствуют героя. Герой - капитан Майборода предатель. Вот как это написано:

"...Тонкий прямой человек, шутовское имя коего произносится шепотом...

- Ура...

...Майборода..."

Это сделано приемом киномонтажа.

И рядом с извивающейся, ползущей изменой топчется в романе тупое бесплодие.

О бесплодии Ю. Н. Тынянов пишет долго, подробно, с отличным знанием литературы предмета и с упоминаниями Геродота, Ксенофонта, Еврипида, Петрония, Апулея и Абеляра.

Начинается тема с того, что сам Грибоедов - евнух. Сказано это обычным для Тынянова способом - через другое, похожее. "Тело Грибоедова... не напоминало зрелого мужа... Такие же были тела у молодых евнухов на Востоке". "...Якуб Маркарян, оскопленный в городе Тебризе... По росту он был не ниже Вазир-Мухтара, по бесстрастному лицу не хуже".

Целая главка и конец главки об измене посвящены бесплодию. Измену и бесплодие Тынянов соединяет таким образом:

"Пустоты, оставляемые в теле государства (изменой.- А. В.), таковы же, как пустоты человека, которому изменили. Оно меняется так же, как и человек от измены".

Дальше идет история евнуха Ходжи-Мирзы-Якуба. Заканчивается главка так: "И Александр Сергеевич Грибоедов, друг изменника Фаддея Булгарина, требовавший немедленной выдачи изменника Самсона, слушал рассказ Ходжи-Мирзы-Якуба". Про Ходжу-Мирзу-Якуба сказано, что он "не был изменником". Если человек случайно не оказывается изменником, то столь исключительное обстоятельство оговаривается специально

"Измен не было, он не предавал Ермолова, не обходил Паскевича. Он был прям, добр, прямой ребенок", - думает о себе Грибоедов.

Все это было бы прекрасно, но оказывается, что все это лишь пьяный бред, кончающийся приличным интеллигентным разговором:

"Он просил прощения за промахи, за свою косую жизнь, за то, что он ловчился...

Прощения за то, что отклонился от первоначального детства. И за свои преступления.

Он не может прийти к ней, как первый встречный, пусть она даст ему угол.

Все, что он нынче делает, все забудется. Пусть она утешит его, скажет, что это правда...

Смолоду бито много, граблено.

Под старость нужно душу спасать".

Это уже не о ком-нибудь, не о Мирзе-Якубе. Это уже о самом себе, о Грибоедове Александре Сергеевиче.

Измена и бесплодие объединены понятием пустоты.

Эти две темы определили трагический и противоречивый образ гениального поэта и незаурядного политического деятеля, человека, которому не поверили, которого боялись и которого отправили умирать в Персию.

Пустота, пустыня... Он выпадает из времени, из пространства, из человеческой памяти. Когда его убьют, на его место продвинут другую фигуру, которая тоже будет называться "Вазир-Мухтар". Убийство окажется жертвой фигуры за более выгодную позицию. Он один. Бесплодие. Он ничего не может и ничего не хочет после себя оставить. Ненапечатанная комедия, незаконченная трагедия, ненаписанные сонаты, неосуществленный проект... Жена, венчаясь с которой он обронил обручальное кольцо, родила прежде времени. Ребенок был мертв.

Все тлен, пустыня и пустота, и его убьют, и ото всего, что называлось "Александр Сергеевич Грибоедов", не останется даже тела. И тела его не нашли бы, если бы не высокий пост того, кого называли "Александр Сергеевич Грибоедов". Этот труп нужен. Русское правительство требует выдачи трупа. И его находят. Так как труп волочили по городу, он лежал в выгребном рву, он обезображен, то узнать его среди других трупов невозможно. И тогда человек, отрывающий трупы, сказал:

"Не все ли равно... не все ли равно, кто будет лежать здесь и кто там?.. Этот однорукий.. лучше всего сохранился... Возьми его и прибавь руку с перстнем, и тогда у тебя получится Грибоед.

Однорукого взяли, руку приложили. Получился Грибоед".

В сцене нападения на посольство сказано, что руку отрубили доктору Аделунгу. Возможно, руку с перстнем приложили к нему. Не все ли равно? Получился Грибоед. Грибоеда повезли в Петербург.

Грибоедова или его двойника.

Тема двойника началась у Тынянова давно, в самом начале его пути, и прошла через все его творчество. И эволюция темы подобна всей его писательской эволюции и, вероятно, особенно для нее характерна.

Но в "Кюхле" эта тема кажется невинной, и если бы не был написан "Вазир-Мухтар", то она была бы не темой, а эпизодом.

Двойник Кюхельбекера дан иронично, мотивирован поиском беглеца и глупостью с.-петербургского обер-полицеймейстера Шульгина. Написано это так:

"Высокий сухощавый человек с выпуклыми глазами сидел в загородном трактире за отдельным столом. Он смотрел по сторонам и бормотал:

- Что же будет со мной, что же теперь со мной будет?"

Высокого молодого человека с выпуклыми глазами хватают и привозят к обер-полицеймейстеру Шульгину.

"- Ваше имя, отчество, звание?

- Протасов Иван Александрович, - пробормотал высокий.

- Не запирайтесь, - сказал Шульгин строго. - Вы Кюхельбекер...

- Почему Кюхельбекер? - удивился высокий. - Я ничего не понимаю. Я от Анны Ивановны формальный отказ получил, а потом меня схватили, а вы говорите - Кюхельбекер. К чему все это?

- Не притворяйтесь, - сказал Шульгин, - приметы сходятся".

Потом выясняется, что приметы не совсем сходятся: у высокого были черные волосы, а в приметах указаны коричневые. Шульгин, конечно, сразу догадался, что высокий выкрасился. Жандармы моют щетками голову высокому. Не помогает: волосы как были, так и остались черными. Шульгин посылает домой за спиртом от немца-аптекаря. Моют спиртом. "Полиняет, - говорит Шульгин, - от спирта непременно полиняет". Высокий не линял. Тогда Шульгин вызывает для опознания Греча. Греч в пойманном Кюхельбекера не признает. Пойманного отпускают.