Виталий Станцо - То был мой театр

И не надейтесь - я не уеду.

Подобного же мнения в театре придерживались если не все, то явное большинство. События, однако, разворачивались не так, как нам хотелось.

В октябре 1983 года приказом по Управлению культуры Мосгорисполкома Юрий Петрович Любимов был снят с должности Главного режиссёра Московского театра драмы и комедии на Таганке. Весной 1984-го - за несколько дней до двадцатилетия Театра - исключён из партии "за неуплату членских взносов", летом - лишён советского гражданства.

Ершистые и колючие,

Сложная ваша участь, -

так по другим поводам писал один из поэтов, вознесённых им на таганскую сцену.

Вы - режиссёр, Юрий Петрович,

но я люблю вас как поэта...

Это другой поэт, не менее известный. Наконец -

Бывает в жизни всё, бывает даже смерть,

Но надо жить и надо сметь.

Это - из "Сирано", но тоже "лыко в строку"...

Гражданская смерть не означала смерти физической, хотя и о ней применительно к Любимову разговоров было хоть отбавляй. Они так и остались разговорами, на сегодня по крайней мере.

Куда правдоподобнее казался слух, что осенью 1984 года, уже будучи исключённым из КПСС, Любимов вступил в итальянскую компартию. Когда я спросил об этом одного из людей, знавших Юрия Петровича намного ближе, чем я, тот ответил, что очень может быть, потому что Юрий Петрович - человек неординарный, способный и на такое для всех неожиданное и острое решение... Подтверждений этому слуху я не получил.

Зимой 1984 года на одном из стендов таганского закулисья появилась ксерокопия его записки:

Таганка,

Кто помнит

Примите мои поздравления с Новым годом, пожелания,

наконец, нормально работать.

Очень прошу сыграть о Володе и о Борисе.

Ю. Любимов

А теперь вот дурьи разговоры про антисоветчину в "Континенте"...

Русская культура поразительно небережна к своим творцам. Эта фраза сказана химиком, композитором и артистом в душе Александром Дуловым на первом вечере памяти Владимира Высоцкого в Москве.

Не только история Высоцкого, не только история Любимова, вся история моего Театра в целом, а сегодня и история "Химии и жизни" работает вроде бы на этот тезис.

Но разве культура русская укоротила жизнь Высоцкого, Пушкина, Шукшина? Разве она обрекла на изгнание Любимова, Герцена, Галича? Может, более нрав мудрый Монтень, четыре века назад заметивший, что простые крестьяне - прекрасные люди и прекрасные люди-философы, а всё зло - от полуобразованности?.. И, добавлю от себя, от чиновного чванства, от самонадеянной самоуверенности и вседозволенности, от дурацкой веры в бесконечную кротость и краткость памяти людской.

Не хочу словами о них заканчивать эту рукопись, свой, если хотите, репортаж о протяженной, многолетней любви, о Театре. Поэтому последние слова адресую тому, кто этот театр создал:

ЧТО БЫ ТАМ НИ ГОВОРИЛИ, ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ,

ЮРИЙ ПЕТРОВИЧ,

ВЫ ЗДЕСЬ ОЧЕНЬ НУЖНЫ.

И обязательно живой возвращайтесь, а не так, не дай Бог, как Федор Иванович Шаляпин...

Прислон - Москва

1984 - 1985 гг.

Рукопись закончена 19 августа 1985 г.

Распад. Десять лет спустя

(Третья попытка эпилога)

Запись из блокнота, датированная апрелем 1994-го: Жду сестру у входа в Боткинскую. Мимо проезжает "жигулёнок" второй модели - старый, без номеров, латаный-перелатаный. Вот и мне сейчас впору повесить на задницу табличку "в ремонт" и - с Богом... Из больницы вышел спустя девять дней -обошлось: щитовидку выкинули - видно, сказался Чернобыль. А на десятый день после операции - первый выход "в свет". Ясно куда: 23 апреля 1994 года - день 30-летия Таганки.

И день открытия сезона, как ни странно. Так уж сложились обстоятельства. Обстоятельства, заданные людьми. Людьми моего Театра. Ещё так недавно - моего. А сейчас?

Открывали сезон и юбилей отмечали "Живым", восстановленным и включённым в репертуар пятью годами раньше - после возвращения Юрия Петровича в Россию. Аншлаг, как в лучшие годы. Публика в зале, в основном, не первой молодости - старая таганская публика. Много знакомых. Обнимаемся, радуясь встрече. И празднику, которого так ждали. Только будет ли праздник...

Валерий Золотухин перед началом спектакля прямо на сцене, при публике, даёт интервью корреспонденту "Маяка" - радиостанции, у которой тоже в этом году тридцатилетие. Интервью как интервью - в детали не вслушивался: только слишком резко, обиженно, с элементами злобы звучат слова о "раскольниках", которые рядом, по соседству, на новой сцене, тоже отмечают юбилей Таганки.

Спектакль начался с опозданием, естественно. И тот спектакль, про который писал десятью годами раньше, и - не тот. Что ряд мизансцен изменён в процессе возобновления спектакля, я знал. Что многие исполнители сменились - понимал и принимал как неизбежность. Потому что в театре - раскол. И распад как следствие. Так далеко зашла эта болезнь, что уже и медицина бессильна, и физики с хитроумными их лучами тоже вряд ли помогут.

И никто - ни с той половины, ни с этой - думать и слышать не хочет, что лишь вместе они - Таганка, а врозь - что угодно, только не тот Театр, который так много значил для всех присутствующих сегодня в зале. Да разве только для них?! "Иных уж нет, а те далече"...

В разных лагерях оказались люди в равной степени мне дорогие. Бортник, Боровский, Глаголин, Золотухин, Межевич, Полицеймако, Смирнов, Шаповалов - здесь. Там - Джабраилов, Жукова, Петров, Славина, Филатов... И Губенко там - в качестве художественного руководителя контрлюбимовской команды, в которой сегодня не меньше десятка тех, что сердце и пупки срывали, ратуя за возвращение Юрия Петровича из вынужденной эмиграции...

Ни в том, ни в другом стане не было в тот день Демидовой и Хмельницкого, Дыховичного и Смехова. Не было на юбилее Галины Николаевны Власовой и Готлиба Михайловича Ронинсона - умерли они, Галина Николаевна полтора года назад, "Гошенька" - ещё раньше.

Те, что далече, устраивают свою жизнь сами. Юрия Петровича тоже нет. Он тоже, по существу, сам по себе, хоть и стоит его имя в афишах, и те, кто сегодня по эту сторону, считают себя актёрами любимовского театра. Да и репертуар их состоит в основном из поставленных им спектаклей: от "Живого" до "Живаго", если следовать хронологии.