Эдуард Лимонов - Андрей Балканский
— Ага, и нарвались бы на международный скандал.
— Да ну, какой скандал. Ты же видишь — здесь все спокойно, грузины теперь притихшие…»
Действительно, грузины — народ далеко не глупый и быстро поняли, что с Россией воевать не стоит. Поэтому фактически без крови обошлось на втором фронте пятидневной войны, в Абхазии, а именно — в Кодорском ущелье, где мне пришлось побывать после Цхинвала.
К курортной Абхазии с пальмами, галечными пляжами и кафешками эта территория имеет мало отношения. Это высокогорное ущелье населено сванами, небольшим воинственным племенем. После грузино-абхазской войны они жили здесь обособленно, формально подчиняясь Тбилиси, а реально не подчиняясь никому. После прихода к власти Михаил Саакашвили ввел в ущелье войска и стал реализовывать проект «Верхняя Абхазия», призванный доказать жителям, что в Грузии жить лучше. Со стороны это смотрелось довольно дико, ведь в этом затерянном в горах уголке находятся несколько сел, которые по полгода завалены снегом, и добраться до них можно только на вертолете.
И вот после начала пятидневной войны грузинские войска последовали выдвинутому им абхазами ультиматуму и ушли без боя вместе со значительной частью местных жителей. А на их место зашли абхазские формирования. Одним из первых был отряд спецназа под командованием Дмитрия Кишмария, Полковника.
Полковник — человек из породы «псов войны», как описанные Лимоновым француз Боб Денар, серб Аркан и приднестровский батька Костенко. Небольшого роста, черные волосы с сединой, в камуфляже и черных очках, с крепким запахом одеколона, Дмитрий возглавляет отряд под названием «Шаратын». (Дословно — обручившийся со смертью, это название свадебного абхазского танца. Вступая в отряд, каждый мужчина как бы заключает брак со смертью.)
В 2000 году шаратыновцы встретили возле горы Сахарная голова в Кодоре отряд чеченского полевого командира Руслана Гелаева, который шел в Сочи для организации терактов и диверсий. В тяжелом бою чеченцев остановили, а сам Полковник был ранен в ногу. Очнувшись неподалеку от чеченских позиций, он спрыгнул в небольшой водопад, оказавшийся рядом, а затем два дня полз до своих окопов. «Разум помутился. С жизнью попрощался уже не раз. Было жарко, рана загноилась, появились опарыши. Они же и спасли: в итоге ногу не отрезали… Я дополз до какого-то озерца, и была у меня одна мысль — утонуть и утопить этих проклятых опарышей там», — рассказывал он.
Кодорское ущелье — покрытые труднопроходимыми густыми лесами горы с холодной и бурной рекой. Места суровой, вагнеровской красоты, ассоциирующиеся с музыкой из какого-нибудь «Кольца нибелунга» или с торжественным маршем группы «Laibach» «Life is life», клип на который снимался в Балканских горах. На базе «Шаратына» в этих местах мне уже доводилось бывать ранее. Там мы вдоволь постреляли из разных видов оружия, а на обратном пути в Сухум ночью прямо на дороге Полковник подстрелил косулю. И под огромным звездным небом мы с его бойцами (кое-кто из которых даже по-русски не говорил) ели куски дымящегося мяса и запивали бульоном с кровью и аджикой.
А после пятидневной войны нас уже приняли здесь как друзей, и Кишмария показывал нам ущелье со «столицей» в деревушке Чхалта, брошенные грузинскими военными натовские и еэсовские методички, кучу оружия (уходили в такой спешке, что побросали множество боеприпасов и даже бронетехнику), а также знакомил с местными жителями. В частности, с Бачуки Аргвлиани, «самым авторитетным у сванов человеком», как нам его отрекомендовали. Бачуки был полевым командиром, который встал на тропу войны с грузинскими властями после того, как Саакашвили ввел войска в ущелье. И естественным образом оказался союзником абхазов. Среди прочего местного населения он — в темных очках и футболке с Джимом Моррисоном — смотрелся модником.
Когда Дима с Бачуки неторопливо беседовали, решая вопросы, в том числе о возвращении ушедших в Грузию жителей, я пожалел, что не режиссер и не снимаю о них кино. Оба — прекрасные киношные типажи, хоть сейчас в ленту Тарантино или покойного Балабанова!
Бачуки подарил нам несколько баклажек роскошной чачи, которой, вернувшись в Москву, я угостил Лимонова на устроенных в рамках Национальной ассамблеи дебатах по кавказскому вопросу, проходивших в Сахаровском центре. А заодно передал привет от сопровождавшего его в поездке на фронт в 1992 году бессменного главного редактора газеты «Республика Абхазия» Виталия Чамагуа. «От общения с Эдуардом остались самые лучшие воспоминания, — рассказывал он. — Помнится, тогда была очень трагическая ситуация, все складывалось в пользу грузин, и меня поразила та уверенность, с которой он произнес: “Вы обязательно победите”. Потом приезжали многие известные люди, но Лимонов был первый!»
После трупного запаха и подбитых танков в Цхинвале, веселых ополченцев и плачущих старух, после осторожных грузин в Гори, сванских авторитетов и всей этой победной для России атмосферы было довольно странно слушать либералов, которые выходили к микрофону, чтобы заклеймить «российскую агрессию».
«Я сочувствую грузинам, но я российский политик, — отвечал им Эдуард. — Я лучше попаду в изоляцию от всего мирового сообщества, но не буду изолирован от собственного народа. Мой народ считает, что вмешательство в конфликт в Грузии было справедливым, и я следую за ним. Впервые за двадцать лет дерьмовое и полицейское наше правительство делает верный шаг. И мы, продолжая его ненавидеть, говорим: это верный шаг!»
Сидевшая неподалеку от сцены активистка ОГФ грузинка Лолита Цария — жена нацбола-философа Алексея Лапшина, позднее под ее влиянием отошедшего от партии, — все выступление громко шипела от злости и мешала слушать его присутствовавшему там Алексею Навальному, который тогда действия России поддерживал. Максим Резник говорил, что «Путин и Саакашвили — близнецы-братья». И только Валерия Новодворская и примкнувшие к ней наши союзники Каспаров и Илларионов стали безусловной группой поддержки грузинских властей.
«По сути дела оппозиционеры со значками “я — грузин” превращаются в своего рода внутренних эмигрантов, которые не могут иметь никакой поддержки в российском обществе, — говорил я. — Когда выступают господа Немцов и Милов, нам все равно, поскольку, на наш взгляд, объединенные демократы — это путь в братскую могилу. Со значками “я — грузин” он будет еще быстрее».
Так оно и произошло, причем со значками могут происходить вариации. Через несколько лет та же публика наденет значки «Я — украинец».
Пятидневная война с последующим признанием Абхазии и Южной Осетии была и нашей войной. Лимонов, как уже было сказано, был на фронте еще на первой войне в Абхазии, а партия с самого начала требовала признания их независимости. К примеру, одним
