Николай Эпштейн - Хоккейные истории и откровения Семёныча

Тогда, в 1970 году, мы стали третьими вслед за ЦСКА и «Спартаком». Замечу при этом, что армейцы уверенно заняли верхнюю строчку таблицы, набрав 79 очков, десять очков уступили им спартаковцы и тринадцать — «Химик». Но по наименьшему количеству пропущенных шайб — 119 — «Химик» вышел в лидеры того сезона. Стоит сказать в этой связи, что ЦСКА пропустил 121 гол, а второй призер «Спартак» — 159. Кое–кто готов был, быть может, использовать эти цифры, как подтверждение «теории» об оборонной стратегии «Химика». Но вот какими лестными словами описывал тот наш «бронзовый» успех один из тогдашних патриархов отечественной спортивной журналистики Юрий Ваньят: ««Химик» второй раз в своей истории стал бронзовым призером. Эта упрямая и самобытная команда уверенно провела сезон, показав лучшую среди всех участников организацию обороны. Но замечу, что и набросали шайб в чужие ворота воскресенцы немало! Как и «Спартак» — более двухсот (конкретнее — 215. — Прим. Н. Эпштейна.).

Если добавить, что в «Химике» снова появились интересные молодые игроки, причем доморощенные, то бронза заводской команды выглядит весьма благородно».

Третий результат сезона показал тогда «Химик». Спрашивается, могла бы команда, делающая ставку на оборону (в чем меня, ее тренера, не раз упрекали и коллеги по тренерскому цеху, и некоторые журналисты), добиться такого результата? Едва ли. Повторюсь еще раз, мы всегда стремились играть в игровой хоккей, делая ставку на мысль, техническую оснащенность игроков, их умение противостоять сопернику коллективно. А прессинг, который якобы «выдумал» Эпштейн, был, по сути, началом атак «Химика», ибо я учил хоккеистов всегда так: «подкатывайся» под атакующего соперника, отбирай шайбу и сразу же ищи партнера для передачи ее вперед. И прессинг свой мы начинали еще в зоне противника, дабы гасить его порыв и подогревать свой собственный наступательный настрой.

И про доморощенных молодых игроков — тоже все верно. Я весь Союз объездил в поисках молодых да талантливых. И находил и приглашал в «Химик», где эти молодые и талантливые в «звезд» превращались. Но и своих немало мы в собственной детской школе воспитали, особенно, когда свой Дворец спорта построили. Этот дворец вообще дал мощный импульс развитию Воскресенска, стали к нам приезжать все лучшие команды Союза, фигуристы посещать, концерты устраивались. И так далее. Помню, я «дал» лед Олегу Протопопову и Людмиле Белоусовой, когда их (было такое дело) стали как–то затирать, «вставлять палки в их коньки». Поселил я знаменитую пару в нашей гостинице и сказал: «Тренируйтесь». Знаю, что до сих пор Олег с Людмилой меня за то время добрым словом вспоминают. Открытка их у меня в серванте стоит: оба в полете, на льду, в красивых костюмах: «Вспоминаем Вас часто! Обнимаем крепко. Люда и Олег». Вот нормальные человеческие отношения: есть возможность, помоги ближнему, протяни ему руку и это окупится тебе сторицей. Я в этом не раз убеждался.

Но вернемся к собственной молодежи, к хоккейным кадрам. Только пятеро игроков осталось в «Химике» из состава 1965 года в команде 1970 года. Ох, не любил я расставаться с хоккеистами. До душевного скрежета, до боли в груди. Я по характеру своему человек к людям привязывающийся, а тут поскольку лет вместе проводили, в тяжких, порой, ситуациях оказывались, преодолевали их, взлетали на гребень успеха. И привыкали друг к другу, и друзьями становились. Но время, что с ним поделаешь? А оно–то с человеком делает все, что хочет. У меня вот в последнее время проблемы с памятью появились, стал забывать многое. Тяжко это, и никак не смиряется сердце с этим недугом, с другими болячками. Но — возраст. 85 лет — это уже не шутки. Однако я все же стараюсь не поддаваться этому «феномену». В баню стараюсь ходить. С юности мне банный пар с запахами свежего березового веника сердце и душу радует и успокаивает. Мыслю при этом так: все же, пока человек сопротивляется, борется, хворям его одолеть труднее. И духом, конечно, падать нельзя. Падать надо брюхом, но никак не духом.

Так вот. Кто в команде 1970 года самыми молодыми и одаренными были? Это братья Сырцовы — Александр, Геннадий и Владимир, Юрий Савцилло, все четверо — нападающие. А вообще–то много игроков приглашал я из родных мне подмосковных мест: Юрия Ляпкина и Александра Сапелкина — из Балашихи, Анатолия Козлова — из Раменского, В. Лаврентьева — из Загорска. Но молодежь — молодежью, а был у нас в «Химике» один игрок ключевой. О нем и говорить–то далее трудно с точки зрения характеристики его игровых достоинств. Потому что все при нем было и много о том и не раз сказано. А я все же еще раз помяну добрым словом того игрока. Валерка Никитин — моя гордость и слабость моя, и радость. Скоростишка–то у него может и не очень высокая была, но большого диапазона игрок был и потенциала великого, недаром в сборную его брали, и он ведь ни разу не подвел Тарасова с Чернышевым. Единственный в команде чемпион мира и Европы, причем, двукратный, авторитет в «Химике», да и не только в нем. Не было у меня с ним никаких проблем. У него же иногда проблемы с женским полом возникали. Парень–красавец, девки за ним табуном ходили. Тут его и виноватить–то вроде не в чем, он от них, они — за ним. Но игрочина был отменный. Его в команде Дедом величали. Почему так? А родилось это прозвище после того, как он рассказал, что однажды его дед, обладавший недюжинной силой, вытащил за рога из колодца провалившегося туда быка. И пошло: «Дед» да «Дед».

Любили в команде Никитина и за мастерство, и за характер незлобивый, и за верность клубу. Я знал, что его многократно приглашали в московские команды, а он отказывался расставаться с «Химиком». Как–то даже спросил его об этом. «А что я там не видел, — с чисто никитинской непосредственностью отвечал Валерка. — Я ведь «Химику» нужнее, так чего ж тут огород городить». Вот ответ, достойный мужчины. Он и был мужиком в лучшем смысле этого слова, в спор мог вступить с тренерами, когда дело того требовало. Свою точку зрению отстаивал. Мне было интересно прочитать, как Никитин характеризовал меня и мои методы работы: «На льду у нас все равны, — говорил он в интервью еженедельнику «Футбол–хоккей» № 23 за 1970 год, моему старому товарищу, увы, уже ушедшему из жизни известному хоккейному обозревателю Дмитрию Рыжкову. — Да и вне льда — демократия. Знаю, слышал, в некоторых командах тренер если не взлюбит кого, то и на игру может не поставить. А для нас (читай — хоккеистов «Химика». — Прим. И. Эпштейна.) это непонятно. Не верится даже. Конечно же, тренер имеет право — на то он и тренер — решать все сам. Но наш этим правом почти никогда не пользуется. Другой у него стиль. Николай Семёнович не изрекает, а советует. И ему возражать можно, не опасаясь последствий. Было, например, как–то у нас такое: хотел Николай Семёнович поставить одного игрока, а команда против: нет у него такого, чтобы ложиться костьми за «Химик». И согласился тренер с нашим мнением, мнением команды. Тому игроку наука пошла впрок».