Вячеслав Хотулёв - Клавдия Шульженко: жизнь, любовь, песня

После смерти отца Клавдии Ивановны мальчика не с кем было оставить, и потому он с девятилетнего возраста уже знал фронтовые дороги.

Г. Скороходов, большой знаток творчества К. И. Шульженко, писал как-то, что в начале войны маленькая экспериментальная фабрика Наркомата боеприпасов и минометов выпускала небольшие партии пластинок, на которых были инструкции по тушению бомб и об оказании первой медицинской помощи. И среди этих чрезвычайно необходимых рекомендаций звучали песни в исполнении Шульженко.

12 июля 1942 года состоялся концерт Шульженко и фронтового ансамбля в Доме Красной Армии, то есть там, где жили Шульженко и Коралли. Не верилось, что минул год, как идет война, не верилось, что они живы, ведь чуть ли не ежедневно рисковали жизнью, когда ездили в воинские части. Трудно было сосчитать, сколько пережили бомбежек, сколько раз оказывались на краю гибели… В этот вечер был их пятисотый концерт за год войны. Не знаю, было у кого-либо из артистов такое количество выступлений в тяжелейших условиях. На концерт приехали фронтовики, городское начальство. Больше всего Шульженко потряс букет полевых цветов, ибо они в городе не росли… В Ленинграде не было, естественно, электричества, однако сцена Дома Красной Армии была ярко освещена с помощью походных электростанций. Всем участникам ансамбля были вручены только что учрежденные медали «За оборону Ленинграда». Это сегодня изменилось отношение к медалям и орденам, ибо их стало слишком много. А в 42-м году медаль эта была одной из самых почитаемых. В тот вечер Клавдия Ивановна много пела, и показала несколько новых своих вещей. Некоторые из них навсегда вошли в ее репертуар. Иные стали советской песенной классикой. Песней «Вечер на рейде» началось ее содружество с композитором В. Соловьевым-Седым, автором самой популярной советской послевоенной песни «Подмосковные вечера». И еще она показала песню М. Табачникова «Давай закурим».

«Прощай, любимый город, уходим завтра в море»… — протяжная печальная вещь, с очень красивой небанальной мелодией. Моряки до сих пор поют ее во время застолий. Шульженко дала жизнь этой чудной песне, но после войны редко ее исполняла. Взрослые мужики, уже год смотревшие смерти «в зрачки» (как выразился один из почитателей Шульженко), утирали слезы, стесняясь и пряча лица от соседей, когда Шульженко исполнила песню «Моя тень» («Опустилась ночь над Ленинградом»). Многие слушатели усмотрели в этой песне ответ женщины на отчаянное заклинание «Жди меня». И опять, уже в который раз, Клавдия Ивановна точно попала в состояние душ своих слушателей, задела обожженные войной чувства. Ее мелодекламация, которой ни до, ни после нее — никто не владел с таким совершенным чувственным настроем, и вызывала такие бурные эмоции у слушателей. Особенно когда она тихо произносила: «Я зовусь недаром ленинградкой, мы умеем все переживать».

«Давай закурим» — сугубо мужская песня, но как-то никто на это не обращает внимания. Простодушный слушатель или зритель, как правило, отождествляет исполнителя с его персонажем. То же было и после концерта. К ней подошел бравый полковник и молодцевато, с особым шиком раскрыв коробку папирос «Герцеговина флор» (любимые папиросы Сталина), предложил ей закурить и очень удивился, узнав, что Шульженко не курит и никогда не курила.

Успех пятисотого концерта в летнем осажденном Ленинграде был несравним ни с каким другим. Но жизнь Коралли и Шульженко не стала от того легче. Все те же фронтовые будни и выступления каждый день — в городе, на заводах, вблизи передовой.

В августе 42-го года рано утром, когда Коралли, Шульженко и Гоша еще спали, раздался требовательный стук в дверь.

— Что такое? — спросил Владимир Филиппович.

— Вас срочно вызывает Лазарев.

Наспех одевшись, испуганные Коралли и Шульженко вошли в кабинет начальника Дома Красной Армии Николая Семеновича Лазарева. Он даже не ответил на их приветствие, а только, мрачно взглянув, протянул Коралли телеграмму. На бланке было начертано: «Правительственная». Оркестру Коралли и Шульженко предписывалось приехать в Москву для подготовки новой программы, посвященной 25-летию Красной Армии. Сообщалось, что вопрос с политуправлением армии согласован. И подпись: «Храпченко, Председатель комитета по делам искусств». Конечно, Лазарев был расстроен, что у него забирают ансамбль, забирают Коралли и Шульженко.

— Не вернетесь, чует мое сердце, не вернетесь к нам! — грустно говорил Лазарев.

Артисты понимали, что этому человеку они обязаны всем — работой, жизнью, своим существованием, наконец. И Клавдия пыталась сказать слова благодарности, приличествующие моменту, но Лазарев прервал.:

— Это вам спасибо! Без вас городу было бы во сто крат тяжелей…

Расстались со слезами на глазах. На следующий день самолет «дуглас» летел на бреющем полете над Ладогой, едва не задевая брюхом серые волны, и благополучно избежал атак с воздуха и зенитных обстрелов. Они снова были в Москве.

За те полгода, что прошли с февраля, столица изменилась. Прекратились воздушные налеты, со стен смывали маскировочную краску. Уже не видно было на улицах заградительных ежей и девушек в солдатской форме, удерживающих на длинных тросах аэростаты. Артистов ансамбля поселили в гостиницу ЦДКА. Коралли с Шульженко обосновались в гостинице «Москва». Окна выходили прямо на Кремль. По соседству жили известный драматург Александр Корнейчук и его жена писательница Ванда Василевская. Корнейчук работал над пьесой «Фронт». Они были знакомы еще с киевских гастролей и теперь частенько ходили друг к другу в гости. Надо сказать, что контингент, населявший в годы войны гостиницу «Москва», был весьма интересным. Здесь жили семьи ответственных работников, руководителей республик, областей, городов, оказавшихся «под немцем». Было очень много детей. Гоша познакомился здесь с девочкой, дочкой тогдашнего Председателя Президиума Верховного Совета Молдавии, Викторией. В начале пятидесятых она стала его женой и родила ему двух дочерей — Веру и Лизу, внучек Клавдии Ивановны. Сегодня это две симпатичные обаятельные женщины, Лиза невероятно похожа на свою знаменитую бабушку — «Бусю», как они ее называли.

Коралли со свойственной ему энергией стал работать над новой программой — это был правительственный заказ, а следовательно, и соответствующая оплата. Над сценарием работали поэты В. Гусев и М. Светлов. Неожиданно для всех режиссером стал Михаил Яншин, один из ведущих артистов МХАТа. Идея возникла легко и просто: «Города-герои». Вышел Указ о присвоении некоторым городам звания Героя — Одессе, Севастополю, Ленинграду. Так родилась идея.