Алексей Рыбин - Три кита: БГ, Майк, Цой

Майк уже был отлучен от выступлений в клубе за излишнюю свободу творчества – а точнее, за несколько поездок в Москву без уведомления рок-клуба. БГ находился на грани отлучения.

Мы долго думали, стоит ли нам ехать в столицу, или нужно сначала спросить разрешения в рок-клубе. Цой решил вопрос, сказав, что если БГ и Майк делают так, то мы тоже будем делать как Майк и БГ.

И мы поехали.

Концерты проходили – один – в квартире Сергея Рыженко, где мы, собственно, и ночевали, а второй – уже не помню, где именно.

Рыженко – музыкант группы «Последний Шанс», потом – «Машины Времени» и еще потом (совсем недолго) – ДДТ и «Аквариума». Вот как бросало по миру шоу-бизнеса этого талантливого скрипача и певца.

Однако в момент нашего приезда он еще играл в «Шансе», доживающем свои последние дни (ну, или годы – вялотекущая деятельность арт-группы продолжалась еще довольно долго, с серьезными перерывами); «Шанс» играл детские песенки про «Кисулю и Крысулю» и на какой-то момент нам все это понравилось, но потом, подумав, мы решили, что уж слишком сильно это напоминает интеллигентскую фигу в кармане: претензии у группы были явно серьезные и они позиционировали себя как некий авангард, то есть что-то, идущее вразрез с официальным искусством, а значит, по представлениям того времени, и с генеральной линией партии. На концерты «Шанса» собиралась порой вполне диссидентски настроенная публика, да и сами артисты декларировали полную политическую оторванность от советской действительности.

При этом продолжали петь про своих «Кисулю и Крысулю». Что-то в этом было нелепое и даже неприличное.

Но мы не вдавались тогда в такой серьезный анализ, мы просто пили с Рыженко вино, репетировали и – на следующий после приезда день дали первый концерт в его квартире.

Собралось довольно много народу – в том числе и участники группы «Последний Шанс», Артемий Троицкий, поэт Леша Дидуров, который тут же начал читать свои стихи, какие-то незнакомые нам художники, писатели, журналисты и просто околобогемная публика.

Мы очень сильно нервничали, потому что впервые в жизни играли перед публикой совершенно трезвыми.

Это сказалось.

Сыграли мы всю программу довольно чисто и легко, но уж слишком зажато, как сказали бы журналисты, мало что смыслящие в музыке, исполнительском мастерстве и искусстве вообще, – «без энергетики».

Когда я слышу от журналистов слово «энергетика», меня начинает тошнить. Я решительно не понимаю, что они имеют в виду, говоря про энергетику. Спрашивать их бесполезно, просить конкретизировать – что же это такое? – бессмысленно. Никто не ответит.

В большинстве случаев – на самом деле – «энергетика» – это когда артист точно попадает в долю или свингует и свинг (то есть сдвиг доли) получается именно таким, каким хочет артист. То есть опять-таки – попадает в долю. Вот и вся энергетика. Это и певцов касается – они тоже должны в долю попадать и петь ритмично внутри фразы – наши «русскорокеры» над этим тоже особенно не запариваются и вокалом, в общем, не занимаются. Прости, Кинчев, тебя я люблю и тебя не имею в виду, ты поешь, ты в порядке. Не касается это и БГ – у того вообще всегда все было в порядке. Не касается, кстати говоря, и отечественных поп-певцов – с ними занимаются продюсеры и объясняют им «как надо». И у них часто «как надо» получается. Другое дело, что поют они зачастую очень плохие песни, но здесь не об этом – а об «энергетике». Попадая точно в долю, артист начинает внутренне танцевать, двигаться – а уже от каждого зависит, начинает ли он прыгать или просто покачиваться, – и у зрителя складывается ощущение этой самой «энергетики». А она не в прыжках и не в поту на лбу артиста – она в музыке, она в точном попадании.

И все дела. А то накрутят шаманства, заклинаний – «энергетика», то-се…

Публика разошлась, в общей массе довольная событием: еще бы – приехали подпольные артисты из Ленинграда – это уже событие.

Тогда в очередной раз мы увидели, что музыка сама по себе очень мало кому нужна. Нужны «подпольщики» и «протестанты».

«Протестант» выйдет на сцену, и он, что называется, хоть палец покажи – публика уже будет довольна лишь тем, что палец ей показывает протестант – и не боится, собака, ведь!

Таких артистов и сейчас полным-полно, существуют они в небольших дешевых клубах, у них есть своя аудитория, которая ходит на все их «протестные концерты», и у них есть свои сайты в Интернете, где они продолжают протестовать уже на вербальном уровне.

В квартире Рыженко остались особо преданные нам слушатели – в их числе были и Троицкий и Дидуров, – и они попросили нас поиграть еще. И мы сыграли всю программу еще раз – и на этот раз получилось действительно очень круто. Витя расслабился и выдал весь свой репертуар без сука, что называется, без задоринки – и вдвоем мы прозвучали великолепно. Где-то есть запись этого, второго, концерта – хотя и запись первого, которую выпустил «Мороз», иногда сильно меня вдохновляет, хотя «Кино» я практически не слушаю, вернее, слушаю раз в два-три года – по сильной ностальгии.

После этой поездки гастроли в Москве посыпались на нас как из короба – почти каждый месяц мы катались в столицу, и эти поездки стали для нас уже привычной, хотя и скромной статьей дохода.

С наступлением весны проявился и Гребенщиков – наконец официально устроивший нам прослушивание – на квартире у Файнштейна, на Васильевском острове, – для музыкантов группы «Аквариум» и лично для Андрея Тропилло, который должен был принять решение, записывать ли никому не известную молодую группу в студии или не записывать.

Запись в студии была по тем временам совершенно немыслимой роскошью, и, конечно, на взгляд Тропилло (совершенно правильный), музыканты должны что-то из себя представлять – иначе нет смысла тратить на них драгоценное подпольное время звукозаписи.

Цой представлял из себя именно это «что-то», а наш дуэт звучал вполне прилично и необычно – и «Аквариум» вместе с Тропилло решил, что альбом «Гарина» будет записан.

Примерно тогда же Гребенщиков сказал нам, что «Гарин и Гиперболоиды» – это не современное название, что сейчас другая эпоха и Iron Butterfly, Jefferson Airplane и The Mothers Of Invention остались в прошлом.

«Название должно быть броским и хлестким, из одного слова, запоминающееся и крутое», – сказал он. Я согласился, хотя название «Аквариум» всегда казалось мне аморфным и безликим – несмотря на то, что я считаю «А» лучшей группой России и сейчас, а к названию я просто привык.

Лекция про название была нам прочитана на квартире у Гены Зайцева – легенды и «отца» ленинградских хиппи, с которым Гребенщиков приятельствовал.