Тудор Аргези - Феодосий Видрашку
— Вы Аргези? Можно пройти?
— Здравствуйте… — Аргези спрашивает ядовито: — Вы не перепутали адреса?
Гость делает вид, что не понимает вопроса.
— Вы Аргези? «Записки попугая», да?
— Коко, Коко… — отвечает Аргези. — Проходите.
— Я ненадолго, господин Аргези. — Вошедший садится на табурет и прикидывает, снимать котелок или нет, потом снимает и кладет его к себе на колени — стол завален бумагами, положить больше некуда.
— Ну так что? Я вас слушаю.
— Господин Аргези, я знаю, что в вашей… как это… газете… В «Записках попугая»… будто готова заметка о связях высших священнослужителей с нашим банком…
— Простите, а вы откуда это знаете? — резко прерывает его Аргези.
Гость подымает удивленный взгляд:
— Я откуда знаю? Ха-ха! Откуда я знаю! Господин Аргези, о том, что думает румынская пресса сегодня и о том, что замыслили ее редакторы вчера, я знаю еще позавчера! Позавчера! Понял? — Гость почему-то неожиданно перешел на фамильярный тон, на «ты». — Мне точно известно. что завтра в вашей газете появится эта статья. Она ведь набирается в типографии, а в типографиях моих людей больше, чем ваших! Я обязан знать, о чем пишет пресса этой страны! И знаю! Поэтому я пришел к вам (снова на «вы»).
— Записки же не мои. — издевательски смеется Аргези. — Они попугая Коко, а он — птица, как вы понимаете. И у птиц другие нравы, особенно у попугаев, они живут по триста лет, их мудрость питается другими эссенциями…
— Будем серьезными людьми, господин Аргези. Я очень занят, как вы догадываетесь, и…
— И что?
— У меня на этот счет есть предложение — вы не печатаете статью, не печатаете, подчеркиваю, а мы взамен вам вот это! — Гость достал двумя пальцами из кармана ключ. — Этим вы откроете новенький особняк в районе шоссе Киселева. Он будет принадлежать вам и вашей семье…
Аргези встал, с трудом сдерживая себя. А тот продолжал:
— …ютитесь с семьей и с вашей редакцией в этой, даже не знаешь как ее называть, квартире, что ли… А с Мэрцишором дело еще длинное. Вы же не вылезаете из долгов… — Гость так увлекся своим красноречием, что и не заметил, как хозяин комнаты открыл дверь.
— Я вас сразу же спросил: не перепутали ли вы адреса? С вашими разговорами вам нужно обращаться вот туда! — Аргези резко показал гостю на публичный дом. — Да, ступайте немедленно…. Честь имею, у меня дела.
Если бы гость не встал и не ушел сейчас же, Аргези швырнул бы его с лестницы. Но, видно, тот понял и осторожно попятился. Когда увидел перед собой закрытую дверь, а на двери таблицу с именем хозяина, он решил испробовать последний шанс. Снова нажал на звонок и произнес вкрадчиво:
— А вы не посоветовались с госпожой Аргези… Я поговорю с ней…
— Поговорите, поговорите, — ответил Аргези. — Она сейчас в Мэрцишоре… Желаю удачи!
Проводив таким неделикатным образом непрошеного посетителя, Аргези достал с полки папку с немногочисленными пожелтевшими вырезками из газет за 1913 год. Их собрала и аккуратно сложила там Параскива. Он помнил, что когда-то давно у него было уже дело с руководящим кланом банка «Марморош Бланк и компания». Да, вот она вырезка. Аргези писал тогда по поводу рекламы знаменитых сейфов «Фишет». Он их окрестил «фортами Марморош Бланк». «В этих сейфах, — писал он тогда, — эти банки хранят колоссальные богатства. Закройте глаза на секунду и представьте себе, как текут к этим сейфам сокровища нашей земли, как исчезают в их пасти наши села, тяжелыми, окованными дверьми банка придавлены тысячи и тысячи людей. Банк «Марморош Бланк» сумел придавить тяжестью своих сейфов трудовой народ и выжать из него всю кровь. Богатства рабочего и крестьянина упрятаны за многотонными дверьми под портретом, с которого улыбается довольный своим всемогуществом банкир… Нет сомнения в том, что стальные сейфы, рекламируемые зарубежным заводом, крепки, они не боятся ни огня, ни воды, они тяжелы — их не сдвинуть с места. Но когда все обкраденные, все несчастные и все, кто работает задаром, все разоренные и пущенные милостью банка «Марморош Бланк» по миру сплотятся и проявят волю, эта несокрушимая сталь лопнет как мыльные пузыри, превратится в золу, станет мягкой, как растопленный на сковороде кусок сала» (разрядка моя. — Ф. В.).
Он достал гранку со статьей о связях этого банка с верховным духовенством, добавил эти строки и позвонил в типографию.
Собака залаяла неистово. Еще никогда не лаял так отчаянно этот приблудный пес. Хозяева Мэрцишора нашли его покалеченного в соседнем овраге, приласкали и из-за длинных, до самой земли скрученных прядей черно-белой шерсти назвали его Оборвышем. Что же ты так залаял? Параскива еще накануне выкопала большую яму, натаскала в нее воды, засыпала двумя мешками половы и мелкой соломы, а сегодня, отправив детей в школу, пришла и месит ногами «тесто» для самана — фундамент времянки уже заложен из бутового камня, надо успеть до осенней слякоти высушить саман и поднять стены. Земля Жирная, чавкает, солома царапает оголенные выше колен ноги.
— Перестань, Оборвыш! — кричит она на собаку и замирает от удивления: у сбитых из нескольких реек ворот стоит роскошный фаэтон, запряженный вороными конями. Человек в котелке делает какие-то странные знаки рукой. «Это что еще за чудеса?!» — думает Параскива и говорит громко:
— Если к нам, то пожалуйте, собаки не бойтесь, она не тронет… Оборвыш, иди сюда! — Но собака не переставала лаять, ее голос сливался с общим лаем множества собак предместья, встревоженных в это жаркое утро появлением необычной упряжки. Человек в котелке продолжал стоять у калитки, он явно боялся собаки.
— Иди сюда! — крикнул он повелительно. — Неужели трудно передвигать ноги.
Параскива удивилась этому нахальству, но в то же время подумала, что, может быть, что-то случилось с Аргези, может быть, этот господин из полиции, но тогда почему в фаэтоне, почему в штатском? А может быть, из сигуранцы?.. Она выбралась из глиняного месива и подошла к калитке.
— Проходите.
Недовольный господин посмотрел с презрением на эту крестьянку, которая позволила себе столько времени держать его у ворот, и процедил:
— Вызови хозяйку!
— Какую хозяйку?
— Мадам Аргези.
— А нельзя ли узнать, что вам нужно от мадам Аргези?
— Это
