Иэн Келли - Вивьен Вествуд
«Он дошел до того, что звонил на фабрику в Италию и говорил, чтобы с ней не работали, – вспоминает Белла Фрейд, ставшая помощницей Вивьен. – Он не только разбил ей сердце, но и хотел, чтобы она не стала успешной». Даже в Италии.
Все могло сложиться скверно. Например, в Америке чрезвычайно интересовались дизайном Вивьен, но с опаской относились к ее деловой репутации. В американском издании «Vogue» уже назвали ее вещи «одними из самых интересных моделей, созданных в Англии с 60-х годов», отметив светящийся стробоскический эффект ее плащей с косым срезом и беспрецедентное использование для дополнения подиумных нарядов кроссовок – хотя и с несколькими язычками и встроенным подъемом. Но заказов при этом почти не поступало. Один заказ хотел сделать универмаг «Блумингдейл», чтобы выставить наряд Вивьен у себя в витрине, но потом его снял, опасаясь, что вещи не будут доставлены. Уже несколько лет назад Вивьен поняла, что жесткие требования к качеству кроя вкупе с необычными выкройками и тканями ставили британских поставщиков и подрядчиков в тупик и если ее компания хочет выйти за пределы Кингз-Роуд и бутика в Сент-Кристофер и стать частью мировой моды, то нужно найти более квалифицированных, соблюдающих сроки и чутких к ее запросам производителей. Карло убедил Вивьен, что в Италии она это получит.
Оставив Бена за главного в доме на Серли-Корт, Вивьен уехала из Англии. Шестнадцатилетний Джо должен был приехать к ней после путешествия по Европе. Свою следующую коллекцию «Hypnos» («Гипноз») на весну/лето 1984 года Вивьен создавала уже в Италии, живя с Карло и уча итальянский язык. Мне все-таки удалось уговорить Карло Д’Амарио продолжить рассказ:
«Я только вернулся из Афганистана, где руководил офисом Фиоруччи, занимаясь импортом этнических ювелирных украшений и овчины – всей этой хиппи-атрибутики. Я посвятил этому около десяти лет. И еще подыскивал какую-нибудь новую работу в Лондоне или Париже. В Париже только и говорили что о «World’s End». Там я впервые увидел Вивьен. Она была великолепна со всем этим панком, и показ ее коллекции «Ведьмы» всех потряс. Помню, Вивьен сказала: «Я хочу изменить мир». Тогда, в 80-е, люди еще говорили о «системе» так, будто мода не была ее частью. Тэтчер была системой. Рейган был системой. И кока-кола. Но не мода. Короче, мы говорили о системе. А потом я приехал повидаться к ней в Лондон. А Вивьен в те времена уже пользовалась известностью. Это все происходило до Маккуина и Гальяно, и она была первым большим талантом из Британии, который признали во всем мире. Так что, когда я пришел к ней в офис, я был потрясен, потому что сразу понял, что дела идут плохо, что у нее нет денег. Я только и подумал: «Вот черт!» У нее был не бизнес, а панк. Я называл ее ужасную фабрику в Кэмдене «Бомбеем». Но вот я увидел ее и в одну секунду принял решение остаться. И вот почему. Это как в детстве, когда другой ребенок тебе говорит: «Пойдем поиграем» – и ты тут же понимаешь, что вас ждет приключение. И дело было не в деньгах. И не в том, что думали или думают люди, – никаких особых намерений с моей стороны. Это просто как «приходи ко мне, поиграем в мои игрушки». Так я и поступил.
Первое, что я сделал, – продал машину. На своем «мерседесе» я приехал из Италии, побывал на парижских показах и продал автомобиль. Для меня все случилось мгновенно, как любовь с первого взгляда, и я просто сказал ей: «Вивьен, я остаюсь с тобой».
Правда, имелась проблема: ее отношения с Малкольмом, личные и деловые, были запутанными. Торговая марка и магазин «World’s End» принадлежали и Малкольму Макларену тоже. Нигде не было написано «Vivienne Westwood». Так что я сказал Вивьен: «Забудь о «World’s End», забудь о Малкольме, давай назовем все, что ты делаешь, как подобает – «Вивьен Вествуд».
Мне она напоминала Золушку, женщину, которая делала всю серьезную работу, пока Малкольм ходил по балам. Но я смотрел на все это с другой стороны – из Италии, а там Вивьен уже была человеком с именем. Например, в итальянском издании «Vogue» хотели взять у нее интервью. Многие забывают, что в то время Вивьен лучше знали за пределами Великобритании: итальянцы, французы и японцы открыли ее задолго до британцев, если не в связи с панком, то по части моды. Так иногда случается. Например, сперва Джорджо Армани стал более знаменит в Америке, чем в Италии. Но я понимал, что Вивьен нужно выйти из тени Малкольма и в финансовом плане.
Так что я сказал ей, что увезу ее в Италию. Я вознамерился попытаться улучшить ее репутацию и положение. Во-первых, нужно было покончить с «World’s End», потому что вся прибыль, полученная от вещей, сделанных под той маркой, делилась пополам с Малкольмом. А во-вторых, я распланировал, как можно продвинуть лично Вивьен в Италии, чтобы она попала в итальянский «Vogue» и так далее, и лавры достались только ей одной. Так что марка «Vivienne Westwood» родилась в Италии. И осталась до некоторой степени итальянской с тех самых пор. Вивьен показывали по итальянскому телевидению. В Италии мы начали производить вещи. Я предложил откупиться от Малкольма и забрать у него марку «World’s End». Сперва он отказался. Но в конце концов марка перестала приносить прибыль, и мы смогли убедить его. Потом я пошел к Элио Фиоруччи и сказал: «Ты должен помочь мне с этой невероятной женщиной, потому что у нее огромный талант и потенциал, но совершенно нет средств». А он ответил: «Позвони Джорджо Армани». И мы с Фиоруччи стали звонить управляющему фирмы Серджо Галеотти, человеку, который сделал имя Армани. На следующий день мне назначили встречу с Галеотти. Я чувствовал себя так, словно отправляюсь на встречу с самим Папой. Вот я вхожу в огромное здание в центре Милана. Со мной все так милы, что у меня закрадываются нехорошие подозрения: меня угощают капучино, причем очень вкусным, и Галеотти говорит: «Ну, в чем вопрос?» А я ему: «У меня есть одна выдающаяся личность на примете, синьора Вивьена Вествуд, но у нее нет денег». А он отвечает: «Вивьен Вествуд?!! Какие проблемы! Сколько нужно денег?» А я сижу и не знаю что сказать. Так что я просто ляпнул: «Триста миллионов, нам нужно триста миллионов»: тогда еще были лиры, и это примерно равнялось 150 тысячам фунтов – в общем, кругленькая сумма. А Галеотти просто улыбнулся и сказал, что она сейчас в том же положении, в каком был Армани в самом начале. И дал мне денег. Это подразумевало сделку: Джорджо Армани представляет Вивьен Вествуд. Совместное предприятие. Но очень крупное. Когда я рассказал обо всем Вивьен, она очень обрадовалась. Все должно было измениться. А я чувствовал себя тем маленьким голландским мальчиком из легенды, когда он сунул палец в дыру в плотине – это правильное слово? – чтобы вода не лилась, чувствовал, что у нас может все получиться. Но потом случилось вот что: Галеотти умер – один из первых людей в Европе, которые умерли от СПИДа, – и все сорвалось.
В общем, в Италии не все пошло, как задумывалось. Сотрудничества Армани – Вествуд так и не случилось. Но Галеотти многому научил нас с Вивьен. Мы узнали, что мудрейший предприниматель в итальянском мире моды верил в Вивьен и считал, что она может стать вторым Армани. А еще Галеотти говорил о детях (творческих!), которые появятся у нас с Вивьен, и о будущем. И он научил и меня и Вивьен мыслить гораздо шире, чем просто терминами «World’s End». А еще незадолго до смерти он сказал нам: чем сильнее твоя творческая жилка, тем больше ты нуждаешься в структуре. Одно делает возможным другое. До этого лично для меня мода казалась чем-то вроде «секс, наркотики, рок-н-ролл». А я хотел, чтобы у Вивьен все было иначе».
«Он очень интересный человек, – поведала мне Вивьен в тот же день. – Он рассказывает уйму невероятных историй, правда, в отличие от историй Малкольма, его истории настоящие. В своей жизни я всегда концентрировалась на идеях. Мне очень понравилось, когда он сказал: «Обгони общество. Беги быстрее. Пусть твои идеи будут лучше». Мне это понравилось. И я сказала: «Ладно, будь моим управляющим. Я приеду в Италию». Довольно скоро мы стали любовниками. Правда, длилось это лишь пару месяцев. Не в Англии, а в Италии. Мне отношения с Карло пошли на пользу, он помог мне пережить расставание с Малкольмом, освободиться от него и перестать за него беспокоиться. Мне стало лучше. А еще хорошо, что я уехала в Италию и полностью изменила все. Вот так. Мы продолжали работать – мы с Карло. Почему наши отношения закончились? Вероятно, я просто перестала его привлекать. Думаю, так оно и было. Насколько я помню. Хотя в наших отношениях с самого начала не все шло гладко. Во-первых, Карло винил меня во всех неудачах. Однажды он сказал, что я как цепь с ядром на его ноге. Правда, после он извинился, хотя нет, не извинился, а объяснил: один из его друзей в Италии сказал ему: «Карло, англичане не могут без страданий. Это просто часть их натуры». Он тут же взял на вооружение этот совет о том, как обращаться с англичанкой, и решил, что мне полагается страдать, и говорил, что все победы – его заслуга, а во всех неудачах виновата я. Поэтому личные взаимоотношения у нас не очень сложились. Но в деловом плане мы сработались. Дела у нас и вправду шли не так, и вправду у нас возникли проблемы с компанией и приходилось добиваться от Малкольма права ею управлять, так что в этом смысле Карло, конечно, был прав. В общем, я приехала к нему с вещами.
