Карлис Озолс - Мемуары посланника

Доходило и до курьезов. Служащий одного посольства, одолеваемый просьбами купить за границей советскому гражданину лезвия для безопасной бритвы, приобрел их на московской толкучке и, когда передавал их, был задержан агентами ГПУ. На толкучке он купил намеренно, подозревая «знакомого» в желании подкузьмить, спровоцировать и передать в руки чекистов. Получился большой конфуз. Конечно, здесь важно не уличить в нарушении декрета, а завербовать нового агента, шантажируя, деморализуя, дискредитируя его, загнав в свой загон.

Больше всего от этого страдали иностранные коммерсанты. Все они так или иначе состояли на службе ГПУ, если хотели, чтобы их дела шли успешно. Я лично знал коммерсанта, латвийского гражданина Т., который должен был еженедельно являться в ГПУ с докладом. Правда, он информировал и меня. Неожиданно он женился на красивой «жене» секретаря одного весьма важного комиссара, близкого, конечно, к сферам ГПУ, и я уже больше не верил его «информации».

Последствия подтвердили это, и «коммерсант», уже в Риге, стал снабжать моих политических противников совершенно абсурдными выдумками. Цель прежняя – дискредитировать меня, как это хотелось ГПУ и НКИД. Делал он это, конечно, ради своих коммерческих интересов, желая получить лицензию на ввоз запрещенных в СССР товаров, хотя, возможно, и поневоле, уже завербованным агентом ГПУ, находящимся под внушительной угрозой. Такие люди иногда подвергались аресту, и, вообще, их можно причислить к самым несчастным существам. Очутившись в руках ГПУ, они становились его гончей собакой, охотились за другими, постепенно теряли последние остатки морали, утрачивали человеческий облик и, дискредитируя других, дискредитировали себя.

Женщины на службе ГПУ

Большие услуги ГПУ оказывали женщины. Как правило, все они заводили знакомство с иностранцами, неизменно и всегда состояли на учете в ГПУ и всячески им использовались. Неудивительно, что и на браки с советскими женщинами, хотя бы и бывшими аристократками, смотрели подозрительно. Например, жена одного посла мне лично говорила, что не может пригласить к себе на вечер служащего, должностное лицо вместе с женой потому, что она «советская жена».

Правда, женщины и без браков великолепно справлялись с заданиями. Мне точно известно, как один молодой атташе, навестив поздно вечером своих знакомых барышень, должен был у них пробыть чрезвычайно долго, ибо чуть ли не у него на глазах пропала вдруг часть его одежды, без которой выйти на улицу было совершенно немыслимо. Кроме того, пропал ключ от несгораемого шкафа, где хранились шифры. Злополучная одежда и ключ, конечно, нашлись, но, очевидно, когда все нужное было уже сделано. Атташе, как честный человек и верный чиновник, откровенно рассказал все своему шефу, однако должен был немедленно покинуть Москву. Увы, не все имели гражданское мужество признавать свои промахи.

Уже покинув Москву, я узнал, как служащий одного консульства в Ленинграде, влюбленный в танцовщицу, стал предателем своих же граждан. Дело было организовано так, что он по горячей просьбе своей возлюбленной вез ей чемодан дамских чулок, которых тогда совсем не было в Петрограде. В момент передачи чемодана танцовщице из другой комнаты вышли агенты ГПУ и составили протокол о контрабанде. Чтобы избежать скандала и не лишиться места, чиновник был готов на любой компромисс. Вместе с другой женщиной, которая эту историю раскрыла, он был приглашен в ГПУ. Там, очевидно, поладили миром, и дело ликвидировали. Вслед за этим произошли аресты многих иностранцев, так или иначе связанных с этим господином. Причины арестов ясны и бесспорны: плата поклонника танцовщицы за ликвидацию его дела о контрабанде.

Если в «деле» Бирка женщина играла некую роль, то в «деле» японского военного атташе сыграла роль уже роковую, привела его к самоубийству. В Москве прекрасно знали, что в советских газетах не может появиться ни единой строки об иностранных представительствах без ведома НКИД. Поэтому все дипломаты были крайне удивлены, когда однажды прочли в «Вечерней Москве» о скандале с японским военным атташе на квартире его машинистки, где с шумом ломалась и выбрасывалась в окно квартиры мебель. Рассказывали, машинистка, покорившая сердце атташе, устроила у себя вечер с участием агентов ГПУ, которые спровоцировали дебош. Вскоре все иностранные представительства молниеносно облетела страшная весть: японский военный атташе покончил с собой, сделав харакири. На всех это подействовало угнетающе. Труп его сожгли в московском крематории со всеми полагающимися по японскому ритуалу церемониями. На похоронах присутствовал весь дипломатический корпус. Смерть японского атташе стала реваншем, публичной расплатой чекистов за подстроенный позор. Морально японец победил ГПУ и нкид, которые хотели дискредитировать в глазах мира и его самого, и его страну.

Чтобы создать систематическую организацию для ловли иностранцев на женские чары, придумали даже специальную должность посредника между иностранцами и художественным миром Москвы. Эти обязанности выполнял бывший барон Борис Сергеевич Штейгер, теперь уже расстрелянный. Его главной заботой стало сближение иностранцев с актрисами и танцовщицами. В распоряжении Штейгера находились все балерины, он свободно распоряжался ими. Внимательно следил, какая из них нравится тому или иному иностранцу, и, когда было нужно, видя, что иностранец стесняется, шутя и откровенно говорил ему: «Ну что вы, любая из них может быть в вашем распоряжении». Да, все знаменитые и незнаменитые балерины, певицы, молодые актрисы часто становились в руках ГПУ «рабынями веселья».

Расстрелы

Дипломатический корпус, конечно, знал о роли Штейгера, но строго его не осуждал, наоборот, жалел, как жертву ГПУ. Он рассказывал моему коллеге трагедию своей жизни. Сын известного в Южной России помещика барона Штейгера, обрусевшего немца, прежде Штейгер служил в гвардии. В дни революции, как антибольшевик, был приговорен к смертной казни. Его уже повели на расстрел, но указали выход и спасение: службу в ГПУ. Молодой Штейгер очутился между двумя безднами. Согласился оказывать услуги чекистам. Трудно осуждать человека за такой компромисс, когда его безнадежно и безжалостно окружила гробовая жуть! Бывают такие положения, при которых никто не смеет бросить камень даже в кругом виноватого человека. И когда я прочел в газетах, что Штейгер расстрелян ГПУ вместе с Караханом и Енукидзе, мне его как-то особенно стало жаль, жертву, которую ГПУ сначала деморализовало, потом уничтожило, возможно, как лишнего свидетеля.

Штейгера обвинили в сношениях с иностранцами, забыв, что десять лет назад обязали поддерживать эту связь. Он исполнял только навязанные ему обязанности, и, должно быть, хорошо исполнял, потому что его положение постоянно крепло.