Ольга Белан - Моя бульварная жизнь

Журналистку Секридову, самое смешное, я тоже знала. Я сама позвонила в газету «Совершенно секретно», где появлялись ее неплохие интервью с известными актерами (помню замечательный материал про Людмилу Чурсину), мне нужны были авторы, я пригласила ее в «Декамерон». Она пришла… Помните лыжницу Галину Сметанину? Вылитая Секридова. Она, кстати, тоже лыжным спортом увлекалась, сама мне об этом рассказывала.

Мы с ней поговорили немного, она обещала пописывать для нас — самоуверенно сказала, что достать любого актера для нее не проблема. Я подивилась, а она ответила, что хорошо знает Жарикова и даже дружит с ним. Меня это немного покоробило, но я и представить не могла, что эта дружба зашла так далеко!

Историю своего романа (рука не поднимается назвать это любовью) она легко продала телепрограмме Малахова то ли за три, то ли за пять тысяч долларов. И за такие же деньги дала интервью богатому журналу «Караван историй», снабдив все это еще и совместными фотографиями — вот они с Жариковым на отдыхе в Испании, вот они же с детьми где-то в Диснейленде… Абсолютно откровенно она рассказала при этом, что мотивом, побудившим ее вывалить все это на страницы масс-медиа, послужил тот факт, что Жариков перестал давать деньги на детей. Вот семь лет давал, а тут перестал.

Я сама — прожженный журналист циничной желтой прессы. Но, прочитав и прослушав все это, буквально впала в ступор. Мне стало физически больно и душевно очень плохо — как будто это мне, а не Гвоздиковой с Жариковым журналистка Секридова так прилично насрала (СИНОНИМ) в карман.

Зная о дружбе с Гвоздями, добрые коллеги подзуживали меня позвонить Наташе и взять у нее интервью, что называется, по горячим следам. Я позвонила ей недели через две только для того, чтобы промямлить что-то невразумительное в смысле: держись, я с тобой. Наташа отвечала настороженно и сухо или как-то подобострастно бормотала «Спасибо. Спасибо…»

Я хорошо представляла, какие громы и молнии летают в их доме и не хотела лезть. Несчастного Женю показали в передаче Малахова на экране в записи — он еле говорил, нес что-то нечленораздельное — наверное, у него уже начинался инсульт, который вскоре уложил его надолго в больницу.

Он хоть и хорохорился всю жизнь, а сам-то давно и тяжело болел. В молодости на съемках неудачно упал с лошади. Сначала вроде встал и пошел, а потом оказалось — смещение позвонков. Лечить не лечил, потому что если и болело, то терпимо. А с годами стало болеть все сильнее, однажды он просто не смог встать… И начались больницы, операции, реабилитационные центры — и вечная палочка у него в руках, без которой он уже не мог ходить. Я так и запомнила его — он поднимается на сцену очередного фестиваля — в смокинге, седой, с лучезарной улыбкой на лице — и с тростью, которая, впрочем, не скрывала его хромоты.

Выскажу крамольную мысль: не обаяние и талант Жарикова привлекли журналистку Секридову, а именно эта лучезарная улыбка, в которой было все: и успех, и победа, и благосостоятельность, которой, казалось, хватит еще на одну семью.

Я до сих пор не знаю тонкостей, при которых его переизбрали с поста президента Гильдии актеров кино. Он говорит: сам попросился из-за ухудшающегося здоровья. Но с такой хорошей сытой должности по собственному желанию так просто не уходят — это я тоже, к сожалению, знаю. Его бывшие коллеги по Гильдии намекали, что зарвался, что перестал отчитываться за финансы, то да се — этому можно и верить, и не верить. Власть, даже маленькая, меняет человека часто до неузнаваемости. А уж власть в совокупности с деньгами…

В общем, совершенно больной Жариков банально ушел на пенсию. В кино его перестали снимать — не так уж часто встречаются в сценариях хромые герои. Допускаю, что он и вправду стал мало платить Секридовой по элементарной причине: денег не было. Но та прознала, что Наташа с Женей строят дом — и закусила удила. Но дом тот — далеко от Москвы, в Калужской области. Старый дом в маленькой деревеньке, который Жареные гвозди немного перестроили и утеплили.

Наташа больного Жарикова не выгнала. Наоборот, они вместе как-то удачно поменяли старую квартиру на новую — поближе к центру. Но покой и уют, который всегда можно было встретить в их доме, теперь отсюда ушел. Я совсем недавно побывала у них и поразилась запустению, которое царило в новой и недавно отремонтированной квартире, какое-то РАВНОДУШИЕ в семье, где прежде всегда было весело, тепло и счастливо.

Наташи и сына Феди не было дома. А меня встретил глубокий старик, в котором не сразу можно признать былого красавца и любимца женщин. Он еле ходил: сумки, которые поднял из гаража, так и бросил у лифта, зная, что я приду в гости и помогу их донести. Но главное даже не физическая немощь, а именно абсолютная душевная пустота. Я от изумления и жалости к этому больному человеку даже забыла, зачем пришла. Разобрала сумки, которые он принес из магазина, — сосиски, хлеб, бутылка водки…

— Ты хоть на машине ездил в магазин? — спросила я. Хотя и так было понятно, что пешком он да него бы и не дошел.

— На машине, — равнодушно кивнул Жариков. — Но она записана на Федьку. Она вообще все переписала на сына — и у меня теперь ничего нет. Ничего…

Так это горько прозвучало…

Мне стало жалко их обоих. Но все же Наташу, пожалуй, больше…

Перед катастрофой

Летом накануне кризиса Костылин снова пригорюнился у меня в кабинете. Его мучили личные проблемы, и он жаждал ими поделиться. Он тяжело вздохнул и сообщил, что с Лялькой разъехался по разным квартирам.

— Шо, опять? — ахнула я, как герой мультика про волка и собаку.

— Ну, задолбала, просто задолбала меня упреками! — выкрикнул Костылин.

— А ты что хотел — чтобы они с Женькой стали подружками?

— Это было бы хорошо…

— …Но нереально.

— Ты еще главного не знаешь, — обрадовал меня он.

— Чего еще? — насторожилась я.

— У Женьки будет ребенок, — и добавил для пущей убедительности, — она беременна.

В том, что двадцатисемилетняя очень симпатичная женщина — да еще благодаря костылинским усилиям хорошо обеспеченная — собралась рожать, не было ничего удивительного. Странно только: этот нахальный тип абсолютно уверен, что от него. Дело в том, что после семейного скандала у Костылиных глава семьи поклялся жене, что порвет с любовницей, Лялька на время успокоилась. А Женька обиделась и улетела куда-то в далекие жаркие страны. Говорят, что не одна, а с давним своим поклонником, молодым и горячим, не то что изрядно потрепанный Костылин.

Костылин перешел почти на шепот: