Иван Лаптев - Власть без славы

О программе «500 дней» на съезде если и вспоминали, то только для того, чтобы отвесить союзному центру очередную оплеуху. Она потеряла актуальность, борцы с ней и за нее разошлись, потерпев одинаковое поражение. Н. И. Рыжков еще в декабре 1990 года оказался в больнице с тяжелейшим инфарктом, С. С. Шаталин замкнулся в своем институте, Г. А. Явлинский и Л. И. Абалкин на время как-то исчезли с политического горизонта. Главные игроки почти решили свои задачи, романтические проекты их больше не интересовали. Страна? Страна, ее население, как всегда, оказались заложниками у политических бойцов. Созданная Лениным и усовершенствованная Сталиным наша вождистско-царистская система тем и отличалась от других властных режимов, что, подобно рабовладельческому Риму, оказавшемуся игрушкой в руках цезарей, позволяла узкой группе политиканов, а то и одному из них, взять в заложницы своих амбиций огромную державу.

Если бы Шаталин — Явлинский — Петраков и иже с ними не написали программу «500 дней», ее стоило бы придумать для того, чтобы Борис Ельцин сделал еще один крупный шаг вперед.

Глава 8. Сколько партий было в партии?

Этой части моих заметок выпала странная судьба. В свое время мне пришлось поработать в отделах партийной жизни ряда изданий, в аппарате ЦК КПСС, а «Правда» вообще вся была «отделом партийной жизни». Так что определенные представления об особенностях и принципах построения КПСС я имел. Видимо, именно это заставило меня еще с 1986 года вглядываться в те процессы, которые зарождались в недрах самой КПСС с началом перестройки, в те особенности ее положения и деятельности, которые проявлялись все быстрее и резче. Перед XIX партконференцией я решил подготовить для М. С. Горбачева записку «О положении в партии» и написал целый «трактат».

В нем говорилось о необходимости сказать прямо, что партия находится если не в кризисном, то в предкризисном состоянии. Иначе и не могло быть оценено состояние организации, величающей себя «политическим авангардом общества», но не успевающей за ходом жизненно важных изменений в стране. Обладая контролем над всем и вся, КПСС демонстрировала недееспособность во многих своих звеньях, отсутствие инициативы, правильных оценок положения дел на местах, неумение предвидеть результаты принимаемых решений. Все это трансформировалось в идущие от низовых партработников требования «руководящих указаний», «приказов», что всегда означает лишь одно: пусть руководство берет ответственность на себя. Кое-где начался уже и поиск «козлов отпущения за грехи перестройки».

На мой взгляд, кризис ограничивался пока рамками самой партии, но был замечен уже и всем обществом, которое начинало вырабатывать весьма дифференцированное отношение к КПСС: люди поддерживают партию, которая рядом с ними, и отвергают партию, которая над ними.

Одной из причин тому, считал я, являлся «имидж» высшего руководства КПСС. В нем задержались непопулярные в партии и народе люди, имена и стиль работы которых часто вызывали негативную эмонациональную реакцию у населения, которая переносилась на весь ЦК КПСС. Если на это не реагировать, серьезные проблемы неминуемо возникнут.

Еще важнее, что партия так и не смогла перейти от первого этапа перестройки, когда все мы питали завышенные надежды на скорые результаты, к восприятию перестройки как долгой, упорной, трудной и далеко не сразу результативной работы. Поэтому перестройка и трактовалась многими не как создание новых общественных отношений, а просто как время некой переналадки управления. Как только начались более глубокие перемены, партия под аккомпанемент горбачевских заклинаний «КПСС — инициатор перестройки» мгновенно превратилась в главную тормозящую ее силу.

Разумеется, никто и не озаботился тем, что партия, как главная государствообразующая структура СССР, обладающая гигантским политическим и идеологическим потенциалом, должна будет полностью привести его в действие на этапе передачи реальной власти ее законному субъекту. Потому что данная передача приведет к глубочайшим переменам не только в расстановке политических сил в обществе, не только может отодвинуть КПСС на обочину перестройки, но и чревата междувластием, хаосом, деградацией государства.

Конечно, были в записке и предложения о развитии гласности, об усилении контроля со стороны масс за деятельностью органов власти, о развитии критики и самокритики и многое другое. Повторяю: это была очень объемистая записка.

Я показал ее Н. Д. Боднаруку, работавшему тогда членом редколлегии «Известий». Он прочел и посоветовал не посылать записку, а опубликовать ее в виде статьи. Но в «Известиях» я, как главный редактор, старался ничего своего не публиковать (никто же не скажет главному, что он написал ерунду, а газета в результате пострадает), в «Правду» обращаться не хотелось — газеты двигались все более расходящимися курсами. И я положил записку в свой архив, где она благополучно и пролежала почти три года.

15 июля 1991 года М. С. Горбачев разослал широкому кругу адресатов — членам ЦК КПСС, членам комиссии по подготовке проекта Программы КПСС, первым секретарям ЦК компартий союзных республик, республиканских, краевых, областных и окружных комитетов партии, секретарям партийных комитетов видов вооруженных сил, родов войск, округов и флотов — проект новой Программы КПСС.

Я был включен в «программную» комиссию с первых дней ее существования, еще при Черненко, когда писалась лишь новая редакция старой программы, правда, с упором на слово «новая». Осенью 1984 года Горбачев, которому было поручено возглавить эту работу, даже не отпускал меня в отпуск, пока я не доведу до ума преамбулу программы. Но после смерти Черненко интерес «вождей» к программе резко упал, работа над ней то затихала, то возобновлялась целых пять лет. Состав комиссии менялся, однако я, хотя и не мог уже в ней участвовать, так и числился там, поэтому тоже получил доработанный проект программы.

Прошу у читателя прощения за некоторое отступление от темы главы, но все-таки напишу о сути проблемы. А суть такова: принятая при Н. С. Хрущеве в 1961 году Программа КПСС, как известно, провозглашала построение коммунизма к 1980 году. Люди старшего поколения помнят, что вся страна тогда краснела лозунгом: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!». Но уже к началу 70-х годов стало ясно, что строительство светлого будущего все еще в будущем и остается, причем вроде бы даже и отдаляется. В это время «братья по классу» из Германской Демократической Республики решили обогатить марксистско-ленинскую теорию и выдвинули концепцию разделения коммунистической фазы — на социализм и собственно коммунизм, причем каждая проходит определенные уровни зрелости. «Братьев» поправили — не надо, дескать, переписывать классиков, — но идею не забыли, справедливо усмотрев в ней возможность объясниться с народом по поводу запаздывающего к нам коммунизма. Обратились к Ленину и нашли у него слова о «развитом» социализме. Сообщили стране, что хотя коммунизм мы еще не построили, но развитой социализм — это уж точно. Потом оказалось, что и развитой социализм тоже как-то плохо гармонирует с пустыми прилавками, дефицитом жилья и бедностью. Надо было продолжать объяснения. И в 1975 году М. А. Суслов публикует статью, в которой как бы мимоходом сообщает, что развитой социализм — это относительно самостоятельный, исторически длительный период социально-экономического прогресса. Народ это все пережил, придумал анекдот насчет того, что коммунизм в 1980 году был заменен Олимпийскими играми, но ведь и сама хрущевская программа в том году заканчивалась!