Аквариум. Геометрия хаоса - Александр Исаакович Кушнир
Но рулевой «Аквариума» ошибался. Он недооценил пробивные способности Шаффера. Очарованный идеей прорыва советской рок-звезды и общением с Борисом, Кенни разработал безошибочный план действий. Во-первых, в обход Госконцерта он закорешился с «Международной книгой», в лице которой получил надёжную поддержку. Затем Кенни решил выдернуть Гребенщикова в США, чтобы найти лейбл для записи и выпуска альбома, стилистически близкого БГ.
В свою очередь, Марина Алби, воспользовавшись гастролями Билли Джоэла в СССР, уговорила американское MTV снять репортаж о советской рок-сцене. И осенью 1987 года фильм под названием «Расскажи Чайковскому новости. Рок в России» был показан в Америке. Уделив особое внимание Борису Гребенщикову и Петру Мамонову, главный музыкальный телеканал начал настраивать местных зрителей на новый тренд: Russians Are Coming!
«Борис Гребенщиков, чья подпольная музыка была признана благодаря политике Горбачёва, вскоре поедет в Соединённые Штаты, чтобы записывать песни с западными музыкантами, — сообщала газета The New York Times. — Со слов продюсера Кенни Шаффера следует, что новый альбом выйдет на Западе и в странах восточного блока, а Гребенщиков станет первым рокером из СССР, который запишется с западными музыкантами».
Итак, информационная почва для атаки была готова. Теперь, с точки зрения сотрудников Belka International, оставались сущие мелочи — получить визу, купить билеты на самолёт и найти американского партнёра для работы в студии.
«На моих глазах происходил мучительный выбор продюсера, — вспоминал музыкальный критик Алик Кан. — Я помню, как в квартиру на Софьи Перовской пришёл Фил Рамон, человек старой школы, который работал с артистами типа Элтона Джона, Билли Джоэла и Пола Саймона. Это была, скажем так, “мягкая продюсерская линия”… Через Джоанну велись разговоры с Дэвидом Боуи, который говорил о мрачном андеграундном звучании, что Бориса немного пугало. В тот период Боуи сильно торчал и звонил Гребенщикову в три часа ночи, толкая в наркотическом угаре лютые телеги. До этого Борис был знаком с этими людьми исключительно как слушатель, а тут нужно было разобраться в структуре бизнеса, причём — прямо по ходу пьесы».
Все последующие движения, по словам Гребенщикова, выглядели как «грандиозное приключение». Тогда всем казалось, что шансов победить в этом марафоне советскую бюрократию у него немного. Неприятные сюрпризы начались с того, что в горкоме ему наотрез отказались выдать характеристику, обязательную для поездки за рубеж. И это было только началом тяжелейших «гонок по вертикали», где, как казалось, главным призом должна стать абсолютная свобода.
Во время работы над книгой мне подарили редкую кассету, где Борис вспоминает некоторые перипетии своего выезда из СССР. Эти нервные факты реально впечатляют — путь Гребенщикова в Америку был сродни настоящему триллеру.
«Было оговорено, что осенью 1987 года я приму участие в благотворительном концерте вместе со Стингом, — рассказывал БГ. — Это мероприятие планировалось в защиту индейцев, живущих в лесах Амазонки. Все согласились, что идея очень хорошая, поскольку такого никогда не делалось. Но оформление бумаг заняло порядка десяти месяцев, поскольку никто не мог понять, как это осуществить. И когда документы были наконец-то оформлены, министерство культуры заявило, что они их потеряли. Потом они признались, что документы у них, но их не отдадут, поскольку мне ехать в США совершенно незачем. Затем они заявили, что бумаги потерялись по пути в следующее министерство. И только на четвёртый раз нам их отдали по-настоящему. После этой многомесячной нервотрёпки было упущено очень много времени, потому что я должен был оказаться в Нью-Йорке ещё в середине сентября».
В справочном пособии Павла Северова информация о событиях тех дней подаётся крайне сухо: «Гребенщиков должен был вылететь в США для поиска звукозаписывающей компании ещё 12 декабря. Но… 11 декабря он не получил заграничный паспорт. По словам Кенни Шаффера, за этим отказом стоял сам министр культуры СССР Василий Захаров. За один день, через знакомого Шаффера, Гребенщикову всё-таки выдали необходимый документ с выездной визой из СССР, в обход Минкульта».
Некоторый свет на события пролила Людмила Харитоновна в биографической книге «Мой сын БГ».
«Борис полетел в Шереметьево, имея на руках билеты в США, — объясняла мама Гребенщикова. — Но в одиннадцать вечера он позвонил из Москвы и сказал, что разрешения на выезд ему не дали и он летит домой. Мне ничего не оставалось, как обратиться к Богу и попросить, чтобы Борю из страны всё-таки выпустили. В два часа ночи мне позвонили из министерства культуры и сказали, чтобы Гребенщиков немедленно летел обратно в Москву. Боря как раз в это время прилетел назад в Пулково и позвонил из аэропорта. Я передала ему радостную новость, и он вновь улетел в Москву, чтобы в семь часов утра сесть на самолёт и отправиться в Соединённые Штаты. Мне очень понравилась эта быстрая связь Всевышнего, услышавшего мои молитвы и членов Центрального комитета партии».
Наконец-то чудо свершилось. Буквально через шестнадцать часов в аэропорту имени Кеннеди Бориса встречали взволнованные Марина Алби и Кенни Шаффер, а на парковке стоял, поблёскивая хромом, новенький лимузин. После тяжёлого перелёта Гребенщикову нужно было поспать, поскольку на следующий день в одном из кафе на Таймс-сквер его ждал музыкант и продюсер по имени Дэвид Боуи.
***********************************************
«Меня привезли в Нью-Йорк в середине декабря 1987 года, — вспоминал лидер “Аквариума”. — Мы въехали в город вечером, а деревья возле домов светились всеми лампочками. И я подумал: “Господи, вот это жизнь!” Потом я открыл для себя, что в ресторанах можно вкусно покушать и еда, оказывается, бывает самой разной. Что есть, например, суши. А больше никакого шока у меня не было».
За три недели Гребенщикову удалось пообщаться с большим количеством рок-звёзд, которые до этого казались ему небожителями. Он отслушал двухчасовую репетицию Фрэнка Заппы, долго беседовал с Игги Попом, Джулианом Ленноном и музыкантами Blondie, но наиболее сильное впечатление на Бориса произвела встреча с Боуи.
«Дэвид — безумно обаятельный человек, — восторженно говорил БГ. — Его настоящий медиум — это общение, вот так, в узком кругу, с кайфом. Он встретил меня как старого друга, которого не видел лет пять. Сразу стал показывать новый фотоаппарат, который может делать удвоения, наложения и другие фокусы. Потом мы стали говорить про изобретённую Берроузом коллажную технику работы с текстом. Затем Дэвид предложил поменяться сапогами, и мы поменялись. За всю ночь он сказал две серьёзные фразы. Первая: “Если я буду тебе нужен — можешь на меня рассчитывать”. И
