Джим Корбетт - Кумаонские людоеды

Выкопав небольшую яму под деревом, я укрепил в ней шест и к этому шесту привязал буйвола, поместив около него большую охапку соломы.

Деревня, располагающаяся на северном склоне горы, была теперь в тени, и мне пора было возвращаться, чтобы до темноты попасть в лагерь. Обойдя деревню, чтобы избежать опасных открытых дверей, я вышел на дорогу.

За деревней тропа проходила под гигантским манговым деревом, из-под корней которого течет прозрачный холодный родник. Пробежав по желобку, промытому в каменной плите, вода наполняет каменный водоем и оттуда разливается, делая почву мягкой и вязкой. По пути я пил из этого родника и оставил следы на мягкой почве. На обратном пути, подойдя к роднику напиться, я нашел поверх своих следов отпечатки лап тигрицы. Утолив жажду, тигрица не пошла по тропе, а поднялась по крутому, поросшему стробилантами и крапивой обрыву в деревню. Заняв позицию в загоне при одном из домов, она, по-видимому, следила за мной, когда я привязывал буйвола, и ожидала, когда я пойду обратно прежним путем. К счастью, вовремя заметив опасность, я выбрал более дальний, обходный путь.

По дороге из Чука я принимал все меры предосторожности на случай возможного внезапного нападения, и это было не напрасно, так как теперь по следам лап я установил, что тигрица шла за мной во время всего моего пути из лагеря. Когда я пришел в Так на следующее утро, я увидел, что она преследовала меня и от того места, где я ниже края деревни вышел на дорогу, а потом — до самых полей у Чука.

Читать со средствами освещения, имевшимися в моем распоряжении, было невозможно. Сидя у костра, который приятен и теплом и создаваемым им чувством безопасности, я стал обдумывать положение и намечать планы, как перехитрить тигрицу.

При отъезде из дому я обещал, что вернусь через десять дней и что это будет моя последняя охота за людоедами. Годы опасностей и напряжения, долгие отлучки из дому (иногда, как в случае с чоугарской тигрицей и рудрапраягским леопардом, они тянулись по нескольку месяцев) стали отражаться и на моем здоровье и на нервах моих домашних. Поэтому, если бы до 30 ноября мне не удалось убить тигра, исполнением этой задачи должны были бы заняться другие.

Теперь наступила ночь 24-го, в моем распоряжении оставалось еще шесть дней. По поведению тигрицы в этот вечер было ясно, что она ищет новую человеческую жертву, и за этот срок я без труда мог найти возможность встретиться с ней лицом к лицу. Достичь этого можно было разными способами и каждый из них следовало поочередно испробовать. Убить тигра в горах легче всего, устроив засидку над убитой им добычей. Если в эту ночь тигрица не убила бы буйвола, привязанного мной близ Така, я собирался на следующую ночь привязать двух других буйволов в местах, которые мне удалось наметить. Было весьма вероятно, что после неудачных попыток добыть человека тигрица убьет одного из моих буйволов, как она делала в предыдущих случаях, когда Ибботсоны и я стояли в апреле с лагерем в Семе. Подложив в костер толстые поленья, которых должно было хватить на всю ночь, я повернулся на бок и стал засыпать, отметив, что каркер прокричал в кустарниках позади моей палатки.

Следующим утром, пока готовился завтрак, я взял ружье и пошел поискать следы на правом берегу реки между Чука и Семом. Тропа, пройдя полями, шла на небольшом пространстве через кустарниковые заросли. В них я нашел следы крупного леопарда-самца, быть может, именно того зверя, который накануне ночью встревожил каркера. Небольшой тигр-самец за последнюю неделю несколько раз переходил через Ладхия в разных направлениях. За это время людоед перешел реку только один раз, подойдя со стороны Сема. Большой медведь ходил по песку незадолго до моего прихода. В лагере подрядчики лесных работ жаловались, что когда они утром распределяли наряды между людьми, то натолкнулись на медведя, который повел себя весьма угрожающе. В результате рабочие отказались работать на том участке, где видели медведя.

Несколько тысяч людей — подрядчики говорили о пяти — собрались теперь в Чука и в Кумайа-Чак, чтобы рубить и пилить деревья и спускать их с гор по специально проложенной автомобильной дороге. Для взаимного ободрения эти рабочие все время перекликались. Шум топоров и пил, падение по горным склонам громадных деревьев в сочетании с криками тысяч людей не поддавались описанию. Естественно, что среди всех этих изнервничавшихся людей нередко возникала тревога, и в последующие дни я много передвигался и терял драгоценное время на выяснение ложных слухов о нападениях и убийствах, совершенных будто бы людоедом. Страх перед тигрицей распространился за пределами долины Ладхия по реке Сарда от Калдхунга до устья, то есть по площади, занимавшей еще пятьдесят квадратных миль, где работали еще десять тысяч человек.

Кажется невероятным, что один только тигр может терроризировать такое количество рабочих, не считая еще местных жителей окрестных деревень и сотен людей, доставлявших продовольствие или проходивших по долине на танакпурский базар с местными фруктами, апельсинами, грецкими орехами и прохладительными напитками.

Этому трудно поверить, но можно вспомнить аналогичный исторический случай, когда в Цаво пара львов-людоедов, действовавших только по ночам, на долгое время приостановила все работы на Угандской железной дороге.

Возвращаюсь к своему рассказу. После завтрака утром 25-го я, взяв с собой второго буйвола, пошел в Так. За полями у Чука дорога кружит около полумили близ подножия горы, а потом разделяется на две: одна подымается прямо на гребень до Така, а другая, пройдя еще полмили вдоль подножия горы, идет извилинами через Кумайа-Чак до Кот-Киндри.

У развилки дороги я нашел отпечатки лап тигрицы и проследил их на всем обратном пути в Так. То, что тигрица спустилась с горы за мной предыдущим вечером, показывало, что она не убила буйвола. Это было неприятно, но отнюдь не странно: тигры в некоторых случаях по нескольку ночей подряд посещают привязанных животных (приманку) перед тем, как убить, потому что нападают на добычу тигры только после того, как почувствуют голод.

Оставив второго буйвола у мангового дерева, где было много зеленой травы, я пошел вдали от домов и нашел, что первый буйвол мирно спит после плотной еды и спокойно проведенной ночи. Тигрица, придя сюда по следам со стороны деревни, подходила к буйволу и ушла обратно прежней дорогой. Взяв с собой буйвола к роднику, я предоставил ему возможность попастись на свободе час или два, а потом привязал его на том же месте, где и предыдущую ночь.

Второй буйвол был привязан в пятидесяти ярдах от мангового дерева. Здесь тропу пересекал овраг в несколько футов глубины; на одной стороне тропы был сухой пень, на другой — миндальное дерево, на котором можно было соорудить махан. Я привязал буйвола к пню и снабдил его запасом сена на несколько дней. В Таке делать было больше нечего, и я, вернувшись в лагерь, взял третьего буйвола, перешел через Ладхия и привязал его в овраге.