Ким Филби - Моя тайная война

Лэдд, не теряя времени, заявил мне, что не одобряет моих тесных связей с ЦРУ. Космополитический дух этого учреждения, видимо, вызывал у него искреннее отвращение. "Чему их там учат, в ЦРУ? - начал он однажды вечером и сам ответил: - Как пользоваться ножом и вилкой и как жениться на богатых женщинах". Он также с большим подозрением относился к аристократическим традициям американского флота. Но, как я предвидел еще в Лондоне, мне удавалось с ним ладить при условии, что я не пытался казаться слишком умным и терпел его грубые насмешки в адрес моих "друзей" из ЦРУ. Впервые я убедился, насколько он может быть груб, к счастью, перед самым отъездом Питера Дуайера в Оттаву. Случилось так, что представитель МИ-5 в Вашингтоне Джоффри Патерсон и мы одновременно получили указание из Лондона выяснить один вопрос в ФБР. Патерсон попытался сделать это первым и потерпел неудачу. Ему было сказано, что это дело не касается Лондона. Когда мы с Дуайером прибыли вскоре после этого и подняли тот же самый вопрос, Лэдд встретил нас злобным взглядом. "Значит, вот какую игру вы ведете, - сказал он, положив сигару и заливаясь краской. - Приходит Джоффри, и я даю ему от ворот поворот. И что же после этого? После этого приходите вы двое и снова пытаетесь..." Затем последовала десятиминутная ругань, перед которой все наши протесты были бессильны. Его ярость была искренней, хотя никак не соответствовала значению того вопроса, который мы пришли обсудить. Его взбесило лишь то, что мы, как он думал, пытались сманеврировать. В его задачу входило натравливать МИ-5 и СИС друг на друга и использовать в своих интересах всякие разногласия между нами, а теперь получилось, что мы объединились против него. Впрочем, в тот же вечер он позвонил мне и пригласил к себе выпить виски. Мы просидели до глубокой ночи. О неприятной утренней встрече не было сказано ни слова.

К нам продолжали поступать немногочисленные сообщения об утечке информации в посольстве. Помимо Дуайера, который вскоре уехал, лишь трое сотрудников английского посольства имели доступ к этим материалам: Патерсон, я и Вобби Маккензи - офицер службы безопасности посольства, мой старый коллега еще по пятой секции. В ФБР ими занимались Лэдд, Лишмен, являвшийся в то время начальником антикоммунистической секции, и Боб Лэмфер, симпатичный туповатый парень из Огайо, отвечавший за анализ материалов на американской стороне. СИС еще была далека от того, чтобы установить источник утечки в английском посольстве, но в течение зимы 1949/50 года кольцо начало сужаться вокруг источника в Лос-Аламосе. Оставалось сделать выбор между двумя выдающимися учеными-атомщиками - доктором Пейерлсом и доктором Фуксом. Дуайер оказал СИС последнюю услугу: проведя блестящий анализ всего того, что было известно об этих ученых, он решительно исключил из числа подозреваемых Пейерлса. После этого все безошибочно указывало на Фукса, который был английским гражданином немецкого происхождения.

Возникли обычные затруднения с доказательствами, которые не имели юридической силы, но Фукс, в отличие от Джудит Коплон, сам представил доказательства против себя. Вскоре, после того как Дуайер установил его как источник утечки в Лос-Аламосе, Фукса, работавшего в то время в Англии, арестовали и передали для допроса Джону Скардону из МИ-5. Скардон сумел настолько втереться к нему в доверие, что Фукс признался в своем участии в этом деле.

Жертвой дела Фукса пал еще один человек. Хотя Гувер ничего не сделал для разоблачения Фукса, он был полон решимости извлечь для себя максимум политического капитала. Для этого ему нужно было показать, что у него есть собственный материал, а такой материал можно было получить лишь в том случае, если его люди сами допросят арестованного. Он объявил о своем намерении послать в Лондон Лишмена для допроса Фукса его камере. Патерсон и я получили указание передать Гуверу, что об этом не может быть и речи. Фукс уже дал суда, и по закону никому не разрешалось проводить допросы, тем более представителям иностранной державы. Гувер был очень раздражен и не склонен соблюдать британские законы. Он решил не отказываться от своего намерения. Лишмен был послан в Лондон со строгим приказом: либо увидеть Фукса, либо... Результат был "либо...". Когда я услышал о возвращении Лишмена и пришел в его шикарный, устланный коврами кабинет, в его кресле сидел уже кто-то другой. Самого Лишмена я нашел через несколько дверей по коридору в маленькой комнате, которую занимали четыре младших агента. Лишмен писал что-то на краешке стола. Бедняга был конченым человеком. Он посмотрел на меня так, будто я был виноват в этом. Такова была жизнь под Гувером.

Летом 1950 года я получил письмо от Гая Берджесса. "У меня есть сюрприз для тебя, - писал он. - Меня только что назначили в Вашингтон". Он просил, чтобы я пустил его на несколько дней к себе, пока он не найдет квартиру. Это была проблема. В обычных условиях было бы совершенно недопустимо, чтобы разведчики жили в одном помещении. Но условия были необычными. С самых первых дней наши карьеры переплетались. Я рекомендовал его советской разведке как возможного помощника. Позже он помог мне поступить в английскую секретную службу. В Испании он был моим связником. В 1940 году мы вместе работали в СИС. В 1948 году он нанес мне служебный визит в Турции. Поэтому наши близкие отношения были хорошо известны, и всякое серьезное расследование деятельности любого из нас, несомненно, раскрыло бы наши связи в прошлом. Казалось, что с профессиональной точки зрения не могло быть и речи, чтобы он остановился у меня. Но было другое соображение, которое склонило меня к тому, чтобы согласиться с предложением Берджесса. По архивным материалам я знал, что его дело было абсолютно чистым, так как с политической точки зрения против него не было никаких компрометирующих материалов. Но он как-то ухитрялся постоянно попадать во всякого рода скандальные переделки личного характера.

Один сотрудник министерства иностранных дел спустил его однажды с лестницы в клубе "Гаргойл", в результате чего он разбил себе голову. Были с ним хлопоты в Дублине и Танжере. Я подумал, что у него будет больше шансов остаться незаметным в Вашингтоне, если он поселится у меня, а не в холостяцкой квартире, где каждый вечер будет предоставлен самому себе. Едва я успел ответить Берджессу, как Маккензи показал мне письмо, полученное им от тогдашнего начальника отдела безопасности министерства иностранных дел Кэри-Фостера, предупреждавшего Маккензи о прибытии Берджесса. Кэри-Фостер считал, что удерживать его от чудачеств в большом посольстве будет легче, чем в маленьком. Он перечислял все прошлые грехи Берджесса и в заключение написал, что худшее, может быть, еще впереди. "Что он имеет в виду под худшим?" - пробормотал Маккензи. Я сказал, что хорошо знаю Гая, что он остановится у меня и что я буду присматривать за ним. Он был очень доволен тем, что оказался еще кто-то, готовый разделить с ним ответственность.