Лаша Отхмезури - Жуков. Портрет на фоне эпохи

Глава 6

Большой террор. 1937-1938

11 июня 1937 года «Правда» опубликовала подписанную ее главным редактором Львом Мехлисом передовую статью, которая заставила читателей остолбенеть, а командный состав Красной армии похолодеть от ужаса. Основные ее положения были повторены в 22:45 в экстренном выпуске новостей, переданных всеми советскими радиостанциями. Советские люди прочитали и услышали, что восемь высших военачальников РККА были арестованы по обвинению в заговоре и шпионаже в пользу иностранного государства. Все обвиняемые признали себя виновными. Все закрытым судом военного трибунала были приговорены к смертной казни. Среди судей, в числе прочих, были маршалы Буденный и Блюхер, начальник Генерального штаба Шапошников и Иван Белов, в будущем командующий Белорусским военным округом. Обвиняемыми были: заместитель наркома обороны Михаил Тухачевский, командующий Киевским военным округом Иона Якир, командующий Белорусским военным округом Иероним Уборевич, начальник Академии имени Фрунзе Август Корк, председатель Центрального совета Осоавиахима Роберт Эйдеман, а также комкоры[185] Фельдман, Примаков и Путна. Всех восьмерых расстреляли через несколько часов после оглашения приговора. В течение следующей недели было арестовано 980 командиров высокого ранга. Большинство из них, после пыток, представало перед судом Военной коллегии Верховного суда СССР. Судебная процедура занимала всего несколько минут. 95 % осужденных было казнено.

Затем чистке подверглись штаб за штабом, один род войск за другим, одно военное училище за другим, принося каждую неделю новые жертвы. Чтобы дать представление о размахе репрессий, приведем выдержку из датированного 22 ноября 1937 года рапорта члена Военного совета Белорусского военного округа Мезиса наркому обороны Ворошилову, в котором дан «отчет о проделанной работе» в округе, где тогда служил Жуков: «По Белорусскому округу мы уволили 1300 человек. Из числа уволенных арестовано 400 человек только по июль месяц. […] Троцкистов и правых – 59 человек, за связь с контрреволюцией – 149 человек, шпионов – 75 человек, за сокрытие службы у белых – 40 человек…»[186] Ворошилов остался недоволен таким результатом и сказал, что в округе «чистка кадров проводится еще слабо».

Чистка армии сверху донизу будет продолжаться вплоть до германского нападения 22 июня 1941 года, и даже некоторое время после него. Только в 1937 году – надо признать, худшем,  – были казнены 3 маршала из 5, 14 командармов из 16, 8 адмиралов из 9, 60 комкоров из 67, 136 комдивов из 199, 99 армейских, корпусных и дивизионных комиссаров из 108, 11 из 11 заместителей наркома обороны, 98 членов Главного военного совета из 108[187]. В гораздо меньшей степени чистка затронула низший командный состав до ротных командиров включительно. За период чистки из армии было уволено 43 000 командиров разных уровней, или около 40 % офицерского корпуса (107 000 чел.)[188], находившегося на военной службе на 1 января 1937 года. Более 20 000 были арестованы, многие посажены в тюрьмы и лагеря, другие просто изгнаны из армии. В последующие годы 10 000 из них вернули в строй. Около 10 000 командиров были расстреляны.

Мы не будем подробно рассматривать самую большую волну сталинского террора, получившую название ежовщина, по фамилии наркома внутренних дел Николая Ивановича Ежова, главного ее исполнителя. Ее размах – а она вышла далеко за рамки командного состава РККА,  – ее политическое значение, роль Сталина и репрессивного аппарата изложены во многих работах, к которым могут обратиться желающие[189]. Как бы то ни было, редко какое явление оставило столько вопросов современникам и историкам.

Верили ли советские люди официальной версии о шпионаже военачальников в пользу врагов СССР? Эрнст Кёстринг, военный атташе Германии, как раз в тот момент, когда были опубликованы сообщения о процессе и приговоре, совершал поездку на автомобиле из Тбилиси в Москву. Он отметил всеобщее равнодушие, несмотря на проходившие по стране многочисленные митинги, организованные властями. Что же касается обвинений в шпионаже, написал он своему начальству, «основная масса людей этому не верит»[190]. Спустя тридцать лет Жуков будет уверять, что усомнился в справедливости обвинений, выдвигавшихся против арестованных военных, в июле 1937 года, когда был арестован бывший командир его дивизии и корпуса Данило Сердич. «Кто этому мог поверить из тех, кто хорошо знал Д. Сердича?»[191] Он пишет о сомнениях и неуверенности, потому что Сталин, внимательно наблюдавший за процессом, постарался внести путаницу в умы. Он не случайно скомпрометировал таких видных военачальников, как Буденный, Блюхер, Шапошников и Белов, «гордость нашей славной рабочекрестьянской армии», как написал в передовице «Правды» Мехлис, назначив их членами суда над Тухачевским и его группой. Блюхер, друг Тухачевского, лично возглавлял расстрельную команду. Обвиняемые признались, равные им по чинам коллеги их осудили: этого было достаточно для поддержания сомнений, а Сталину, возможно, именно это и требовалось.

Если допустить, что у Жукова действительно имелись сомнения, исключено, чтобы он высказывал их публично: в этом случае его самого немедленно бы арестовали. В Слуцке комбриг Жуков был далек от информированных московских кругов, в которых знали правду, как о том рассказывает писатель и журналист Илья Эренбург: «Помню страшный день у Мейерхольда. Мы сидели и мирно разглядывали монографии Ренуара, когда к Всеволоду Эмильевичу пришел один из его друзей, комкор И.П. Белов. Он был очень возбужден, не обращая внимания на то, что, кроме Мейерхольдов, в комнате Люба и я, начал рассказывать, как судили Тухачевского и других военных. Белов был членом Военной коллегии Верховного Суда. „Они вот так сидели – напротив нас, Уборевич смотрел мне в глаза…“ Помню еще фразу Белова: „А завтра меня посадят на их место…“[192]» Белов был смелым человеком. На заседании Военного совета 21–22 ноября 1937 года он подвергнет критике чистки, указывая на то, что они вредят боеготовности армии и что арестовывают невиновных. 7 января 1938 года он будет арестован и приговорен к смерти после суда, продолжавшегося десять минут.

Донесения подполковника Филипа Р. Феймонвилла, американского атташе в Москве, являются примером проницательности. Через двадцать четыре часа после суда над Тухачевским, опираясь только на статью в «Правде» и на собственный здравый смысл, он составил и отправил в Вашингтон свой аналитический доклад с выводом о том, что суд был постановкой, а все обвинения сфабрикованы госбезопасностью и имеют политическую подоплеку. Но Феймонвилл не советский гражданин, годами живший в атмосфере шпиономании. Страх перед заговорщиками и вредителями всех мастей, столь характерный для сталинской системы, находит почти комическое выражение в воспоминаниях Эры Жуковой относительно болезни ее отца осенью 1936 года, то есть до процесса над Тухачевским.