Георгий Яковлев - Никита Изотов

Бригада академии внесла предложения и по основным участкам, отрабатываемым спаренными лавами. Неразберихи здесь оказалось еще больше, чем на других горизонтах. В одной лаве проводились очистные работы, а другая сутки готовилась к эксплуатации. И получалось, что в двух лавах выемка угля велась поочередно, через сутки.

— А мы считаем, — напористо говорил Изотов, — что можно выемку делать за две смены, а две смены готовить обе лавы. Что выигрываем? Смену в сутки. Давайте не тянуть, а сразу и попробуем…

— Мы прикинем, составим новые графики, а тогда еще раз соберемся, — сказали представители технических служб.

И тут Изотов, покладистый, добродушный Изотов, твердо отрезал:

— Нам прохлаждаться некогда. У меня такое предложение — не расходиться, пока новый график вот сейчас, здесь не составим и приказом не подкрепим. Пусть с утра, с первой смены бригады начинают новый цикл…

На другой день, конечно же, не получилось: для нового графика потребовалось доукомплектовать бригады, выровнять подготовительные забои, составить новый график и для службы главного механика, чтобы всю профилактику механизмам успевали делать в пересмены, а ремонт — при переноске конвейеров и воздухопровода, при обрушении кровли. Каждый день спускались в шахту Изотов с товарищами, находили новые резервы. Скажем, предложили параллельно делать ходок и переносить рештаки конвейера, настилать их в лаве. Ерунда, а выгода во времени немалая. Были сбои и в машинных спаренных лавах. Новый уплотненный график — дело не шуточное, он требует четкого взаимодействия всех служб. Еще раз собирались у заведующего шахтой, уточняли, вызывали бригадиров, выступали в нарядных. Через неделю, 23 ноября, шахта выдала на-гора 1501 тонну угля — у клети бригады встречали музыкой, цветами. Самый большой букет от имени жен шахтерских вручили Изотову.

— Уезжать надо, пока моя Надежда не дозналась, — пошутил Изотов, принимая букет.

Через неделю, когда все участки шли без сбоя, Изотов от имени горняков шахты составил телеграмму на имя Орджоникидзе об обязательстве закрепить достигнутые успехи. Вернувшись в Москву, сам поехал к наркому, рассказал о работе своей бригады, высказал соображения о внедрении новых цикличных графиков в Подмосковном бассейне.

Вновь закрутили усиленные занятия. Занимался Изотов легко, часто удивленно говорил жене:

— Надюша, по математике «отлично» получил. Задачки, что орехи щелкаю.

Полюбил читать книги на исторические темы. Отрываясь от страниц, горделиво произносил:

— Ну, Русь наша… Весь мир широтой и отвагой удивляла.

Надюша слушала, вынимала из духовки любимые коржики, звала пить чай. За столом любил вспоминать Никита Алексеевич их квартиру, дворик, где сам сажал цветы — полевые гвоздики, табак, петуньи. И девчонкам купил по поливальничку, чтобы привыкали. В выходные вставал с солнцем, любил всех будить.

— Словно кочет вскакиваешь, — выговаривала мягко жена.

— Да утро уж, Надюша, ты глянь в окно, — оправдывался он.

Никогда не разлучался со своей Надюшей. В Сочи, Святогорск — вместе, в магазин или на базарчик — вместе. Если одного видели соседи или знакомые, обязательно спрашивали: «Где Надюшу потерял?»

На Покровке гости не переводились. Стук в дверь или звонок — и какой-нибудь здоровенный дядя появляется.

— Привет, Алексеич. Что, не узнаешь? Ха-ха… На совещании ударников виделись.

— Как же, помню, — радостно говорил Изотов, раздевал гостя, приглашал к столу. Нередко приезжие и ночевать оставались. О чем бы за столом ни начинался разговор, всегда он сводился к делам производственным. Тут уж уравновешенный обычно Изотов распалялся, доказывал свое. И обязательно вставлял: «Работать все-таки легче…» Поутру Надюша замечание делала, что опять он не сдержал себя. Изотов, в общем-то немногословный, смущенно отвечал:

— Понимаешь, Надюша, так вышло.

Надевал брюки, сапоги, полувоенную рубашку: «Ну, я пошел…» Так всегда одевался! даже на курорте в Сочи. Надюша в летнем открытом сарафане, а муж в гимнастерке и сапогах. Дома же любил носить белые просторные рубахи: «Чтоб не жали». Шила их Надюша сама. Грех жаловаться, хорошо, хорошо жили Изотовы в Москве. Дружно, весело… Семьей ходили гулять. По Покровке к Политехническому музею, на Солянку… Нравились Изотову эти старые русские названия улиц. Во дворе стояла «эмка». Еще в Горловке Изотов скоренько освоил автомобиль — сказалась горняцкая сноровка, имел права шофера первого класса. Ездили в Архангельское, Серебряный бор, на Воробьевы горы.

Нового года ждал Изотов с нетерпением: собирался махнуть на каникулы в Горловку. В конце декабря приволок домой разлапистую елку — еле втащил в комнату.

— Меньше не мог купить? — спрашивала жена, вспоминая, что и в Горловке как-то чуть не сосну приволок.

— Эх, Надюша, всему большому душа радуется. Пошел на двор, к машине. Ногой открыл дверь, внес ящик.

— Это еще что?

Открыли — мандарины, коробки конфет. Доверху полон ящик.

Первый январский день в Москве пошли все на Манежную площадь.

Мать моя родная!.. Елки наряженные стоят, всюду лоточники, духовой оркестр играет. Заулыбался Изотов, когда Надюша музыкантов пожалела: «Холодно небось». Полез в карман короткого пальто с барашковым воротником, достал бумажник:

— Мороженого хотите?

Девчонки радостно загалдели. Он свернул фунтиком газету, которую держал в руках, подставил мороженщику:

— Сыпь до краев.

Приехали на каникулы в Горловку — Мария Павловна в радостной суете и не знает, за что хвататься, что на стол ставить. Внучек целует, приговаривает: «Родименькие мои, да как же вы на чужбине». Смеется Изотов, заливаются колокольчиками девчонки, наперебой делятся с бабушкой: весело же в Москве. Покрутился Никита Алексеевич часок-другой дома — и но двор, расчистил дорожку от снега, сказал, что пойдет пройтись.

— В шахту хоть сегодня не спускайся, — попросила Надюша, сразу поняв озабоченность мужа. — Иди уж, да про ужин не позабудь.

— Эх, шахта, кто тебя выдумал, — с порога нарядной прогудел Изотов.

И сразу откликнулось десяток голосов: «О, Никита… Здорово, старый друг… С прибытием… Гляди, лоб шире стал — ученый теперь…» За всеми этими словами угадывалась радость людей, увидевших Никиту Алексеевича после полугодовой разлуки. Жадно расспрашивали о Москве, о международной политике, виделся ли с Серго. И почем мясо на рынке. Всякое спрашивали, кто о чем. О себе, конечно, не молчали. Главная радость — качнули уголька, 23 ноября 3501 тонну угля на-гора выдали. Рекорд, коллективный рекорд! Самый высокий показатель суточной добычи за всю историю Первого рудника.