Николай Штучкин - Грозное небо Москвы

На встречных курсах цель поразить нелегко; атака длится секунды. Иногда враги проносятся мимо, опалив друг друга дыханием смерти. Напряженность воздушного боя достигает предела. Летчики бросают в разворот свои самолеты, стремясь зайти в хвост машины противника. Исход боя решают несколько факторов: мастерство - кто лучше владеет машиной; физическая сила - кто энергичнее потянет ручку управления, кто больше создаст перегрузку; пилотажные качества самолета; и нервы, конечно, потому что гнуть самолет в дугу можно только тогда, когда чувствуешь свое превосходство, когда враг не страшен, а ненавистен.

Шевчук и Рубцов не могут бросить в разворот свои самолеты. Пойти в разворот, это значит дать возможность второй и третьей парам Ме-109 зайти в хвост "мигам", поставить себя в тяжелейшие условия боя Поэтому решение может быть только одно: идти по прямой, выдержать первую, вторую и третью атаки в лоб. Самую большую опасность представляет первая пара. После атаки на встречных она сразу пойдет в разворот, чтобы ударить сзади. Это случится в момент, когда вторая уже проскочит, а третья откроет огонь. Когда нельзя отвернуть.

Мысль, будто молния: надо ударить по ведущему. Пусть даже не сбить, а хотя бы слегка зацепить его самолет. На подбитой машине немцу будет не до атаки. И Шевчук командует:

- Бьем по ведущему!

Потом он рассказывал об этих тяжелых по своей напряженности секундах боя. Суть воздушной схватки в том, чтобы уничтожить противника. И я представил, как дымные трассы, несущие смерть, рассекают холодное небо, как стремятся они навстречу друг другу. И как стремительно сближаются самолеты. Фашистам надо хотя бы на время скрыть подготовку к отступлению, а нашим разведчикам раскрыть этот замысел, сделать его достоянием командования, чтобы наша пехота, танкисты и летчики положили бы здесь фашистскую армию, именно здесь - на дорогах, полях и в лесах Подмосковья.

Пули Шевчука и Рубцова зацепили машину фашиста. Он дрогнул, сделал попытку свернуть, однако, вспомнив, чем это может закончиться, удержал самолет на прямой. Но больше уже не стрелял. Разведчики были уверены, что сейчас он выйдет из боя и пойдет на северо-запад, на Клин, что напарник устремится за ним, будет прикрывать его. И точно, проскочив мимо нашей пары, немец осторожно, с креном десять - пятнадцать градусов развернулся в сторону Клина.

Теперь стало легче. Опасность удара сзади исключена. Вторая пара Ме-109 уже не может так угрожать Шевчуку и Рубцову, как первая. Даже, если ее не заденут снаряды, она уже не успеет развернуться и выйти в хвост нашим разведчикам раньше, чем мимо них проскочит третья пара фашистов.

- Бьем вместе по правому! - командует Шевчук.

- Понял.

Снова в прицеле ведущий "мессер". Снова навстречу друг другу несутся снаряды, самолеты, люди. Снова ярость, огонь, смерть. Но Шевчук замечает в поведении немца и нечто другое: он маневрирует, едва уловимо для глаза "гуляет" по курсу. "Все, - подумал Шевчук, - это уже не боец. Он морально подавлен неудачей ведущего первой пары, который вполне вероятно был и ведущим шестерки".

И верно, самолеты разминулись, и немцы при этом даже не пытались стрелять. "Еще три-четыре секунды, - подумал Шевчук, - и мы свободны".

И это действительно так: три-четыре секунды. Такова арифметика встречного боя. Каждый летчик заранее запасается скоростью, чтобы после атаки в лоб молниеносным маневром выйти в заднюю полусферу противника, ударить прицельно, неотразимо.

Бой закончен. Третья пара Ме-109 уже позади. "Медлить нельзя", - " решает Шевчук и с ходу вонзает свой "миг" в облака. И зря. По этой причине чуть не погиб: не надо было торопиться. Следовало оглянуться назад, посмотреть, не отстал ли Рубцов. А он и в самом деле немного отстал и, увидев, что самолет Шевчука растворился на фоне облачности, решил пройти немного вперед: полет в облаках требует осторожности; не видя друг друга, можно столкнуться.

Пробив облака, Шевчук осмотрелся. Никого - ни Рубцова, ни немцев. Решил: "Сейчас Сергей подойдет". Снизившись на триста - четыреста метров, начал разведку фашистских войск.

Через минуту-другую вышел под облака и Рубцов. Увидел канал, Яхрому. Значит, ведущий где-то южнее, наверное, там, где они встретили пару Ме-109 до боя. Он развернулся и, чувствуя смутное беспокойство за друга, заторопился туда. И надо сказать, своевременно.

Сергей увидел три самолета и сразу понял трагизм ситуации. "Миг" виражил с незначительным креном вправо, а сзади, подрезая ему маршрут, заходил в атаку Ме-109; второй, оттянувшись назад, прикрывал...

"Успею", - подумал Рубцов и с ходу пошел в атаку на "мессера", что заходил в хвост Шевчуку...

Командный пункт. Писанко ходит нетерпеливо глядит на часы. Все остальные Киселев, Акимцев, Томилин - сидят. Здесь же новый начальник штаба Константин Иванович Морской: Топтыгин уехал в другую часть. Вообще-то Морской не новый для нас человек. Мы познакомились с ним в Клину. Он служил в авиационно-технической части, обслуживающей наш полк, командовал там ротой связистов. Спокойный, солидный, немного хмурый мужчина. В начале войны он был назначен начальником штаба вновь сформированного 121-го полка, успел повоевать под Ленинградом, а теперь прибыл сюда, в 120-й авиаполк.

Открывается дверь, входят Шевчук и Рубцов.

- Докладывайте!..

- Во время разведки встретили группу немецких истребителей, одного подбили вместе, другого сбил Рубцов...

- Шевчук, не испытывай терпение старших, - басит командир полка, - доклад разведчика должен быть лаконичным. Понятно?

- Понятно. Немцы отходят!

Писанко берет телефонную трубку. Звонит.

- Товарищ генерал, Шевчук и Рубцов подтверждают результаты первой разведки.

Сбытов молчит. Думает. И все понимают о чем. Он должен докладывать Сталину. Писанко тоже молчит. Ждет.

- Подождите, - слышится в трубке, - я позвоню в войска...

Проходит три-четыре минуты. А может, десять. Трудно сказать. И за это время люди не проронили ни слова. Даже не двигались. И вдруг телефонный звонок.

- Вы знаете, что сказала пехота? - Сбытов смеется. - Вы, говорят, белены объелись. Писанко тоже смеется. Спрашивает:

- Кого же имеют в виду: вас или нас?

- Нас, летчиков.

Фактически Сбытов еще ничего не сказал. Но и командир полка, и Рубцов, и Томилин, и все, кто находится здесь, на командном пункте, поняли, что он уже принял решение. И решение это бесповоротно. Оно звучало и в том, как он говорил и как он смеялся, обратив в безобидную шутку не особенно лестную фразу насчет белены...

- Будем бить, - говорит командир полка. - Или влипнем в историю, или попадем в нее.

- Не влипнем, - говорит генерал. - Бейте! Вылетайте полком. Поднимайте максимальное число самолетов!