Борис Соколов - Вольф Мессинг

Необходимо ускорить работу комиссии СНК УССР по обмену с Германией беженцами.

Задержано при переходе в СССР:

на границе с Германией — 5731 человек;

на границе с Венгрией — 733 человека;

на границе с Румынией — 618 человек.

Всего — 7082 человека.

Основная масса нарушителей из Германии — жители, имевшие постоянное местожительство на территории, занятой Германией, но не желающие там оставаться (крестьяне, рабочие, интеллигенция), а также выдворяемые немцами принудительно на нашу территорию евреи…

Переходят границу зачастую целыми семьями, с малыми детьми, не имея средств для питания.

Такое скопление нарушителей загружает погранчасти. Ввиду отсутствия специальных помещений для содержания нарушителей таковые размещены скученно, с вытекающими отсюда последствиями.

Считаем необходимым всех нарушителей типа беженцев после соответствующей проверки освобождать и направлять в районы, где есть потребность в трудовой силе».

Кстати сказать, обратный поток беженцев, из зоны советской в зону германской оккупации, был на порядок меньше. За указанный период советские пограничники задержали 465 человек, пытавшихся бежать в оккупированную Германией Польшу, 41 — в Венгрию и 30 — в Румынию. В основном это были те, кто имел родственников в Польше.

Как пишет российский историк Илья Альтман, «Начальник Переселенческого управления при СНК СССР Е. М. Чекменева 9 февраля 1940 г. информировала В. М. Молотова об отказе принять еврейских беженцев. Решение мотивировалось сугубо формальными обстоятельствами: евреи не входят в число народов и этнических групп, подлежащих “эвакуации”… Главный мотив был очевиден: советская система была пронизана шпиономанией и опасением получить “пятую колонну”. 10 апреля 1940 г. СНК утвердил особую инструкцию НКВД, дававшую право переселять всех людей, не принявших советское гражданство, в качестве спецпереселенцев в отдаленные районы страны. Еще более ужесточился контроль за пересечением границы еврейскими беженцами. Осенью 1940 г. по погранзаставам был разослан циркуляр НКВД, в котором называлось несколько категорий беженцев — потенциальных немецких шпионов. Среди них были названы и польские евреи, “использовавшиеся немцами на принудительных работах”. Поскольку только люди моложе 14 и старше 60 лет не привлекались нацистами к принудительным работам, то практически любой взрослый еврей мог подозреваться в шпионаже».

Мессинг, разумеется, не стал писать, что немцы насильно выселяли евреев из Польши на советскую территорию, а советские власти, наоборот, думали о том, как бы вернуть их обратно. И уж конечно никак не мог признаться, что в ноябре 1939 года ему надо было опасаться не немецких, а советских пограничников.

Больше Мессингу не довелось увидеть своего отца. В феврале 1941 года 2949 евреев из Гуры-Кальварии были депортированы в Варшавское гетто — в музее Яд-Вашем есть фото их печальной процессии, бредущей по главной улице с узлами и чемоданами. Два года спустя их вместе с варшавскими евреями отправили в Освенцим. После войны в городок вернулось только 20 человек, вскоре покинувших Польшу. Вероятно, число выживших было несколько больше, поскольку некоторые гурские евреи могли быть освобождены из концлагерей на территории Германии и в Польшу не возвращались. Между прочим, синагога в Гуре-Кальварии действует и сегодня, но в городе проживает всего один еврей.

Не исключено, что отец Мессинга умер еще до войны или вскоре после прихода германских войск. Если Вольф Григорьевич был арестован немцами и чудом сбежал из участка, он, конечно, никак не мог захватить отца вместе с собой в СССР. Однако, как мы уже знаем, Мессинг аресту не подвергался. Поэтому встает вопрос — почему же он все-таки не взял отца с собой? Тут могут быть три объяснения. Возможно, на самом деле старый Герш к началу войны уже умер и Вольфа в родном местечке ничто не удерживало, поэтому он сразу же после вторжения германской армии в Польшу подался на восток. В дальнейшем же Мессинг предпочел объявить отца жертвой холокоста, чтобы вызвать еще большее сочувствие со стороны читателей. Возможно также, что отец Мессинга осенью 1939 года был тяжело болен и поэтому не мог уехать из Гуры-Кальварии. Наконец, можно предположить, что старик просто отказался покидать родной дом, предпочитая умереть там, несмотря на все надвигающиеся опасности.

По утверждению Шенфельда, сначала Мессинг прибыл в Брест, откуда направился в Белосток, где у него были знакомые. Польские деньги, которые у него были, превратились в ничего не значащие бумажки. К тому же Вольф не знал ни русского, ни белорусского языка, которые в одночасье стали государственными. Мессинг признавался Шенфельду: «Особенно обидно было, что я не знаю русского: ведь до восемнадцатилетнего возраста я жил в Привислинском крае, то есть в Российской империи. Но мой отец считал, что русский язык мне ни к чему. Ох, темнота наша!» Он понял, что гороскопами на жизнь в Советском Союзе никак не заработаешь, а вот угодить за занятия астрологией в места не столь отдаленные можно легко.

В Белостоке Мессинг вступил в профсоюз работников зрелищных искусств, но работу давать ему не спешили. А голод — не тетка. Вольф подумывал уже переквалифицироваться в уличного фокусника-факира, собирающего в шляпу трудовую медь. Но тут он узнал, что в областном Доме культуры набирают артистов для агитбригад. Что такое агитбригада, Мессинг не знал, но на всякий случай записался. И удача улыбнулась ему.

Партийные лекторы, прибывшие из Минска, разъяснили свежеиспеченным агитбригадовцам, что надо будет делать. Лекторы должны были разъяснять населению, как плохо ему жилось в панской Польше, сколь миролюбива сталинская внешняя политика и как здорово им будет жить в Стране Советов. Чтобы загнать народ на такого рода лекции, требовалась приманка в виде концерта артистов популярных жанров. Мессинг сразу же сообразил, что он может стать очень полезной приманкой, поскольку опыты с телепатией для белорусской глубинки были делом невиданным. И на вопрос суровых людей в гимнастерках, каким жанром он владеет, Вольф радостно объявил: «Я телепат!»

Некто товарищ Прокопюк, которому Мессинг попытался объяснить по-польски, что такое телепат, да еще с добавлением научных немецких слов, ровным счетом ничего не понял и уже собирался отбраковать Вольфа, но тут миловидная белокурая девушка-еврейка Соня Каниш из числа уже отобранных артистов любезно перевела сбивчивый монолог Мессинга. Она была родом с Волыни и потому русский знала. Прокопюк был заинтригован и велел Вольфу прийти в клуб вечером и показать на деле, что такое телепатия. В довоенной жизни Соня была певицей в еврейской театральной студии в Варшаве, и Вольф попросил ее быть своей ассистенткой.