Бэри Ковард - Оливер Кромвель
Наиболее зримой неудачей Кромвеля была его неспособность значительно продвинуть религиозную реформацию — дело, ставшее его основной целью. Как и другие религиозные деятели, с конца XVI века трудившиеся над «реформацией нравов», он увидел, что это дело поддерживает лишь небольшое меньшинство. Нетрудно понять, почему даже в период до 1640 года кампания реформирования нравственности, в частности, такие ее «этапы», как запрещение общественных торжеств и развлечений, воскресных игрищ, закрытие пивных баров, не приобрели широкий всеобщей поддержки. Более того, в течение 40–50 годов религиозное дело стало еще менее популярным, особенно среди имущих, да и не только среди них, так как его испортило отождествление с радикальными социалистическими идеями, а также с политической революцией, совершенной армией в 1648–1649 гг. В 1656 году Кромвель заявил, что эксперимент с генерал-майорами был более эффективен в отношении борьбы со злом и укрепления религии, чем что-либо еще в эти 50 лет»[294]. Возможно, Кромвель сознавал, что верующие люди немногого достигли, но он считал необходимым объявить, что генерал-майоры добились большого успеха в деле «реформации нравов». Это мнение не подтвердили исторические исследования.
Действительно, многие генерал-майоры разделяли рвение Кромвеля в деле религиозной реформации. В конце концов именно он их назначал после совещания с Советом и, как видно, существенной частью их инструкции после провала «западного проекта», было выполнение нравственной реформы. Чарльз Уорслсй, один из самых активных генерал-майоров (в Чешире, Ланкашире и Стаффордшире) разделял отчаянное желание Кромвеля с корнем вырвать грехи, следствием которых стала катастрофа на Карибах; «Господь помогает нам увидеть наши грехи и свое удовольствие в том, что мы так пересекли море и попали на Ямайку»[295], — писал он. Такой вид усердия также сталкивался с полным отсутствием ответа на местах. Намеки, встречающиеся в переписке генерал-майоров, по поводу помощи со стороны нескольких найденных «честных» союзников на местах — «хороших людей», «лучших людей», «людей Бога», конечно, отвечают действительности: были верующие люди, поддерживавшие генерал-майоров в их длительной моральной кампании[296]. Но совершенным фактом является то, что генерал-майоры и их религиозные союзники находились в меньшинстве и занимались непопулярным делом. Обычный местный управленческий аппарат мировых судей, кроме того, оставался неизменным, пополнялся он из местных жителей, которые негодовали при вмешательстве извне в их дела и которые могли использовать свои связи, чтобы сорвать стремления даже самых усердных генерал-майоров. Так что реформаторское влияние генерал-майоров в действительности было весьма незначительным.
Кромвель также не смог убедить парламентские классы, что ослабление карательных законов, охраняющих религиозное единообразие, возможно без нарушения существующего социального и политического порядка. Фактически, как бы то ни было, вера в необходимость принуждения к религиозному единообразию как средству сохранения социальной и политической устойчивости особенно увеличилась в 50-е годы, как доказало дело Джеймса Нейлера. Деятельность квакеров, таких как Нейлер, вела к усилению оппозиции консервативного дворянства и ортодоксальных церковных служителей намерениям Кромвеля и Совета ослабить карательные законы и разрешить религиозным группам, не представляющим угрозы авторитету Библии и не совершающим беспорядков в церквях, свободное богослужение. Тот факт, что кромвелевская Англия разрешила большую степень религиозной свободы, чем когда-либо раньше, не нарушив существующий социальный порядок, не устранил опасения многих имущих людей, что социальное ниспровержение просто находилось за углом. Сообщения о жестокостях квакеров и экстремизме «Рэнтеров», получивших широкую огласку в пятидесятых, помогли противникам Кромвеля очернить индепепдентские религиозные группы, в частности, баптистов и пресвитериан, как потенциальную угрозу социальному и политическому порядку. Религиозное предубеждение, стимулированное среди членов парламента делом Нейлера, было предвестием возрастающей нетерпимости, вспыхнувшей в 1660 году, когда потерпели крах попытки установить всеобщую английскую церковь. Реставрация церковных порядков в начале 60-х гг. создала узкую нетерпимую церковь, из которой были исключены «умеренные» протестанты, такие как пресвитериане и баптисты, а также «радикальные» протестанты, такие как квакеры, и в некоторых случаях они жестоко преследовались по законодательству, известному как «кларендонский кодекс», принятому роялистским парламентом в начале 60-х годов.
Равнозначно разочарующим, поскольку это касалось Кромвеля, был раскол протестантского единства, произошедший в 50-е годы, и рост отдельных религиозных сект, сильно нетерпимых к взглядам друг друга. Как мы видели, Кромвель не был заинтересован в развитии различных форм церковного правления; его интересовало разложение на составные части всеобщего протестантского братства. В режиме «хорошего констебля» Кромвеля религиозный раскол неудивителен, но он много раз пояснял, что случившееся противоречит его целям сохранения «единства духа» среди христиан и предотвращения раскола в изумительный разброс протестантских сект.
Только небольшое развитие произошло в достижении другой его главной цели: создании более социально справедливого общества, помимо всего, путем реформы права. И снова идеализму Кромвеля препятствовал консервативный обструкционизм тогдашних юристов и тех, кто опасался, что вмешательство в существующие правовые организации станет ключом, который откроет ворота неистовым и радикальным проискам, разработанным людьми из «Пятого монархиста» и другими, кто выступал за тотальное уничтожение существующей правовой структуры и переход к мозаичному праву.
Как экстремистские акции квакеров сильнее, чем когда-либо затруднили намерение Кромвеля выполнить даже умеренное расширение религиозных свобод, так и требования сторонников «Пятого монархиста» позволили противникам его политики умеренной реформы правовой системы приобрести значительную поддержку для срыва его планов.
Такими трудными для достижения реформистские цели Кромвеля сделало то, что они были испорчены не только экстремизмом квакеров и «Пятого монархиста», но и ненавистью к армии. Неприязнь к армии является неизменной чертой истории 40-х и 50-х гг., причиной которой отчасти были высокие налоги, необходимые для ее содержания, и централизованное управление, созданное для поддержки парламентских военных решений. К 1650 году армия также ассоциировалась с политическим радикализмом. Как видно (вероятно), основной причиной неприятности, имевшейся у Кромвеля с парламентами протектората, были опасение и ненависть некоторых членов парламента к армии[297]. Однако неудачи Кромвеля в достижении его самых главных целей необъяснимы только параноидальными опасениями дворянства, юристов и ортодоксального чиновничества. Сам Кромвель прямо способствовал собственной неудаче. Как мы видели, он редко шел к своим целям последовательно. Это не противоречит двум основным точкам зрения данной книги — что Кромвель время от времени был гораздо безжалостнее и больше пренебрегал гражданскими правами и откладывал созыв «свободных» парламентов, чем часто представлялось, и что он никогда не отказывался от своего обязательства перед мечтой о религиозной реформации. Однако он не был исконным военным диктатором. Как было видно, он перемежал периоды авторитарного правления с попытками «исцеления и урегулирования», когда больше уделял внимания развитию консервативной поддержки режиму, чем выполнению реформации. Редкие политические отклонения Кромвеля в сторону «исцеления и урегулирования» (в месяцы после казни короля в 1649 году, вслед за возвращением в Лондон после вступления в звание протектора) являются некоторыми, но не всеми, из этих случаев и должны быть добавлены к причинам его неудачи в преобразовании Англии в Новый Иерусалим, чего он надеялся достигнуть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});