Стать Теодором. От ребенка войны до профессора-визионера - Теодор Шанин
Неожиданно я оказался безработным. Я получил предложение от партии Мапам, членом которой был, перейти на работу к ней, но, помня назидание отца, что политическую работу надо делать бесплатно, так как «профессиональные политики» не заслуживают доверия, отказался. Вопрос «Что дальше?» встал ребром. К этому времени моя мама, в квартире которой я жил, работала уже старшим преподавателем в профессиональном колледже, но я не был готов сесть ей на шею.
Вопрос работы решился удивительно легко. В рамках массовой иммиграции в Израиль приходила волна мужчин и женщин, страдавших туберкулезом, особенно много таких людей прибывали из Марокко. Были серьезные трудности в том, чтобы найти социальных работников, готовых работать в этой сфере, — израильтяне еще не изжили тогда страха перед этой болезнью. В Беер-Яков — главной туберкулезной больнице Израиля — оказалась вакансия социального работника, и я с ходу получил это место. Так я сменил работодателя, им теперь стал Мальбен, к которому принадлежала больница. Этот пост находился вне государственной системы, и здесь не действовала «черная метка», все чаще выделявшая на рынке труда членов израильской политической оппозиции.
Беер-Яков и Виктор Абдул-Азиз
Медицинская социальная работа стала моим следующим специализированным занятием. Это было ново и интересно — работники медицинской сферы, в особенности врачи, были ясно выраженной профессиональной группой, законы поведения и способы работы с клиентом в которой разнились от того, чему меня учила Школа социальной работы.
Одним из первых вопросов, который я задал в начале работы в Беер-Яков, был о том, куда и почему ушел с работы человек, место которого я занял. Руководительница отдела социальной работы Юдит, которую я знал, так как мы учились вместе в Иерусалиме, ответила, что причиной ухода моего предшественника был Абдул-Азиз. «А это кто?» На что ответом было: «Один из наших клиентов, хулиганство которого до того напугало социального работника, что тот ушел — перешел работать в службу тюрем Израиля».
Из «папки» клиента я узнал, что Абдул-Азиз заканчивает лечение в ближайшее время, но отказывается выходить из больницы, требуя все больше и больше в рамках предложенной ему программы реабилитации. Получив квартиру для себя, он теперь требует также квартир для других членов семьи и угрожает избить или даже убить социальных работников, если не получит желаемого.
В первый рабочий день я прошелся по отделению, присматриваясь. Вернувшись в офис социальной работы, я увидел тщедушного мужчину в пижаме (признак пациента больницы, как мой белый халат свидетельствовал о моем статусе сотрудника). Он стоял перед входом в офис и не спеша камнем, который держал в руке, выбивал окна — очень осторожно, чтобы не порезаться. Я спросил, хотя и знал ответ: «Вы кто?» — и услышал: «Я Виктор Абдул-Азиз, и я никого не боюсь! Я всех здесь изобью! Я также изобью Юдит! Я даже полиции не боюсь!» Надо было реагировать, и я это сделал, сказав ему, не повышая голоса: «Если ударишь здесь хоть одну из женщин — полиция будет не нужна». Он поперхнулся: «Это почему?» — и получил ответ: «Потому что без всякой полиции я переломаю тебе все кости». Он замолчал, а после заорал изо всех сил — его реакция в тот же день стала известна всей больнице: «Я не хочу социального работника в шортах!» Далее он повернулся и убежал. Юдит, бледная и потрясенная, скоро появилась в дверях своего кабинета и спросила меня: «Ты совсем потерял самообладание?» К этому времени ситуация начала меня забавлять, и я ответил, улыбнувшись, вопросом на вопрос: «Я кажусь тебе человеком, потерявшим самоконтроль?» Юдит оставалась обеспокоена вопросом профессионализма такого поведения и позвонила с ходу в тель-авивский центр Мальбена. В ближайшие 15 минут нас обоих вызвали в Тель-Авив к американскому главному супервайзеру системы социальной работы в Мальбене.
Главный супервайзер приняла нас немедленно. Разговор приходилось переводить, так как я не знал английского, а она не знала иврита. Я сказал, что принял меры, видевшиеся мне как лучшие в создавшихся условиях. В социальной работе нет абсолютных канонов, надо действовать ситуативно. Хулиганство клиента заразно и будет распространяться, если его не сломать в корне. Перед происшествием я изучил в папке клиента его психическое состояние и был заверен специалистом, что в случае применения жестких мер опасности ухудшения его состояния нет. В своей реакции супервайзер оказалась умнее Юдит или, быть может, просто более опытной. Ее ответ был: «Это мы сможем проверить: если Абдул-Азиз согласится в течение месяца-двух продолжить работу с вами, вы были правы в выборе действия, но если нет — то нет. Дальше мы решим, что делать».
Я начал следующий день с обхода отделения, по очереди заговаривая со всеми пациентами, здороваясь и бросая каждому несколько слов о том, что нашел, читая их личные «папки». Абдул-Азиз стоял в их ряду, но я обошел его, не здороваясь. Когда в конце коридора я повернул назад, он сделал шаг в мою сторону, сказав: «Могу ли я поговорить с вами, социальный работник?» Я демонстративно посмотрел на часы, чего раньше никогда не делал, и изрек: «Подойдите через час с четвертью в мою рабочую комнату». После этого «проблема Абдул-Азиза» исчезла, а меня узнала вся больница, и даже главврачи начали обращаться ко мне с подчеркнутой вежливостью.
Когда пришел черед для Абдул-Азиза уходить из больницы, он зашел поблагодарить меня за все, что я для него сделал. Я вежливо ответил: «Не за что». По правде, было «за что», не с точки зрения материальной поддержки, которую я снизил до обычного уровня, но со стороны поведенческой: выйдя из образа попрошайки-скандалиста (который создает иногда социальная работа), Виктор теперь мог адекватнее отвечать на вызовы окружающего мира.
* * *
Медицинская социальная работа была для меня новой. Ее особые характеристики заключались в том, что большинство наших пациентов оставались в больнице месяцами и годами и с целой серией семейных проблем, связанных с этим. Это создавало особые трудности с процессом реабилитации и проблемами кризиса выхода из больничной системы. Были также особые проблемы работы с медицинским персоналом, и в особенности с врачами и медсестрами. Человеческие отношения среди них дали мне новое видение общих проблем профессионализма.
После двух лет работы в Беер-Яков я был передвинут руководством в структуре Мальбена в его центральный тель-авивский офис, став региональным социальным работником, ответственным за регион Негев. Негев — это южная пустынная часть Израиля, в которой оказались многие из новых иммигрантов из арабских стран, в частности арабы-бедуины. На новом посту я
