Леон Дегрелль - Эсэсовский легион Гитлера. Откровения с петлей на шее

Лес с запада выходил на реку Ольшанка, которая имела ширину от 15 до 20 метров. Река текла с юга и проходила рядом с деревней Староселье, потом ненадолго поворачивала на северо-запад, затем снова поворачивала к деревне и текла на восток. Она проходила через деревню Байбузы, стоящую на холме на левом берегу. На другом берегу реки на самой опушке леса находилась занятая противником деревенька Закревка.

Ольшанка вертелась и крутилась между утесами. Через 5 или 6 километров она подходила к четвертой деревне — Мошны. Затем Ольшанка окончательно скрывалась в лесу. Она становилась шире, и здесь через нее был перекинут бревенчатый мост. Каждая изба имела рыбные ловушки, сети и другие рыбацкие снасти. Деревню украшала великолепная церковь с внушительным куполом.

От Мошны Ольшанка снова поворачивала на восток. И уже в самом конце ковыльной степи под хмурым ноябрьским небом раскинулся город Лозовок. Высокие белые дюны возвышались над рекой, впадающей в Днепр, между островами золотого песка и черными елями.

Такова была местность, на которой впоследствии разыгрались жестокие бои.

Прежде всего нам нужно было занять населенные пункты Мошны и Байбузы.

Значительная часть сил нашей бригады отправилась в Мошны, к тамошним рыбакам и обгорелому мосту.

В качестве командира 3-й роты я должен был оборонять Байбузы. Рота почти целиком состояла из горячих голов из организации «Молодые рексисты», которые прошли тщательную подготовку, чтобы впоследствии занять руководящие должности. Эти парни 16 и 17 лет были людьми кристальной чистоты и идеализма.

Я прибыл вместе с ними в Байбузы. Две длинные линии изб стояли на вершине холма. Ниже этих крытых соломой домишек местность начинала плавно понижаться в сторону Ольшанки. Загадочный лес внимательно следил за нами.

Русские хорошо укрепились на опушке, или, по крайней мере, так казалось, потому что они ничем не выдавали своего присутствия. Мы расставили свои минометы, пушки, зенитки и противотанковые орудия. Пехота заняла позиции.

Деревня была спокойной. Лес был спокойным. Среди серых подсолнухов не было видно ни одной спины ползущего человека. Я устроил командный пункт в первой избе с юго-запада.

В 20.00 в темноте грохнул одиночный пушечный выстрел.

А через пять минут мой командный пункт, изрешеченный зажигательными пулями, вспыхнул словно факел, его золотое пламя разбрасывало мириады искр.

Он осветил весь холм.

Тем не менее после взрыва мы не услышали ничего, хотя несколько коричневых фигур проползли мимо, когда пробирались обратно к берегу реки. Внизу, в густом кустарнике, горящие глаза следили за пожаром.

Бой между нами и лесом начался.

Молчаливый лес

Мы обосновались на новом участке Украинского фронта 21 ноября 1943 года. Через несколько дней, чтобы испытать своих новобранцев и получше узнать местность, я с первыми проблесками дня переправился на советскую сторону.

Деревянный мост Байбузы — Закревка еще стоял, эту хрупкую деревянную конструкцию должны были взорвать и русские, и мы, но и русские, и мы на всякий случай сохранили ее.

Мы повернули на юг. Группой около десяти человек мы пересекли поле стеблей подсолнуха и вышли к реке Ольшанка. Вода была ледяной и доходила нам до пояса. Я разместил на другом берегу реки пулемет, чтобы прикрыть отход. Затем мы долго ползли через болото, прежде чем добрались до леса.

Высокие ели молчали, на золотом песке не было видно ни единого следа. На полянке мы нашли стадо и двух пастухов. Это было все.

Чтобы вернуть большевикам поздравления, которыми нас встретили в первый же день, мы на обратном пути подожгли три стога, стоявшие недалеко от вражеских позиций.

Вернулись мы с пустыми руками. Лес хранил свои секреты.

Когда мы закончили сооружение траншей и брустверов на восточной и юго-восточной окраинах деревни Байбузы, командир корпуса, как и следовало ожидать, отдал приказ сменить позиции и передвинуться вперед, на правый берег Ольшанки.

Теперь нашим войскам предстояло построить лагерь в чистом поле. Но хуже того, приближалась зима. Наверху, в Байбузы, мы были вынуждены искать укрытие в жалких хижинах, построенных на совершенно голой местности, на глиняных стенах которых выступала вонючая вода. Но, по крайней мере, у нас была крыша над головой и два крошечных окна. Внизу была пустынная грязная равнина или мокрый песок на открытом речном берегу.

Мы расположили свои огневые точки на обрывах или возле маленького мостика у Закревки. В 200 метрах от Ольшанки стоял большой холм, увенчанный березовой рощей. Мы сделали его осью нашей обороны. Под покровом ночи мы перетащили туда зенитки. Холм теперь окружала сеть траншей, прикрытых колючей проволокой.

Через две недели нашей бригаде приказали расширить свой участок еще дальше на юг до деревни Староселье. Новый сектор уходил в степь до деревни Ирдынь, находившейся в руках красных. Между этим населенным пунктом и нашими бункерами находилось широкое раскисшее поле. В этой трясине торчали кусты орешника и ежевики, камыши.

Шел снег. Кое-где в заснеженной степи виднелись заячьи следы. Закаты были зловеще красными.

Для наших парней наступило трудное время. Часто, когда патрули отправлялись в дорогу, тонкий лед обламывался под ногами. У нас участились случаи обморожения ног.

Но все эти помехи ничуть не повлияли на наш моральный дух, который оставался по-прежнему высоким. Когда требовалось отобрать 6 человек для патруля, каждый из моих 80 парней приводил себя в порядок, надеясь, что теперь-то настанет его черед.

На другом фланге нашего участка в Мошны парни старательно окапывались.

По крутому берегу реки бежала тропинка. В расположении противника среди лиловых и пурпурных деревьев можно было различить развалины монастыря. Наши люди копали и улучшали траншеи, пока патрули осматривали правый берег, все еще утыканный кукурузными стеблями.

Русские появлялись по вечерам, осторожно нащупывая дорогу.

Наши солдаты в темноте тоже переправлялись на другой берег реки.

Поля, покрытые липкой черной грязью и присыпанные первым снежком, были усеяны минами. По ночам мы могли ждать взрывов. Вспышка, грохот, крики, и те, кто выжил, возвращались назад, истекая кровью.

Один из таких, маленький шахтер из Шарлеруа, которому исполнилось всего 17 лет, стройный, как девушка, потерял обе ноги и руку, оторванные в ходе такой вылазки.

Около месяца он провалялся в полевом госпитале в Корсуни. Он худел буквально на глазах, но все-таки улыбался при каждом нашем посещении. Его немного утешило награждение Железным Крестом. Он так и умер, держа в руках орденскую ленточку, словно гладил райскую птицу.