Владимир Мартынов - Явка в Копенгагене: Записки нелегала

— Но все же нельзя вот так стрелять в людей ни с того ни с сего. Смотри, чтоб больше так не делал. Что вот мой друг о нас подумает? Что мы тут совсем одичали, э-э?

— Ну давайте выпьем, потом я вас провожу, — сказал Маноло, наливая агуардьенте в глиняные рюмки.

Маноло был одет в джинсы, на ногах стоптанные альпаргатас[14] На боку в открытой кобуре у него висел револьвер, на поясе — патронташ. На гвозде в пристройке — винчестер.

— Понимаешь, — обратился он ко мне, — казалось бы, Буэнос-Айрес не так уж и далеко, а опасно — здесь ведь уже начинается пампа, электричества пока нет, но скоро будет, сюда уже тянут линию. Ну что, пошли, что ли, э, Хуан? А то, может, у меня заночуете?

Но Хуан хотел ночевать у себя дома, и мы, опрокинув еще по рюмочке агуардьенте, затем еще по одной, закусив маниес[15] и солеными маслинами, в сопровождении Маноло с фонарем отправились искать дорогу. Добрались до дома Хуана уже за полночь.

Наутро Хуан показал мне свое хозяйство: ветряк, водоем для поливки огорода, кроликов, кур и прочую живность. А вокруг простиралась необозримая пампа. Затем мы поиграли с его детьми. Миловидная жена хлопотала по хозяйству. После традиционного асадо, распивая льерба матэ,[16] мы вели неторопливую беседу о том о сем, и о политике тоже.

Возвращаясь от Хуана, на узкой тропинке нагнал какого-то толстяка — пайсано,[17] который ехал на велосипеде, и я никак не мог его обойти: тропинка была узкой, а слева и справа — болото, камыши. Велосипедист, слыша назойливый стрекот мотора за спиной, занервничал, пугливо оглядываясь, поэтому, обходя его, я все же ненароком слегка задел его, а когда, уже обойдя его, удалялся, он вдруг пришел в ярость, видно от пережитого испуга, погрозил мне кулаком и, громко бранясь, припустился за мной на своем велосипеде. Но куда ему было за мной угнаться! И все же угрызения совести не покидают меня по сию пору. Мне бы остановиться, подождать его, извиниться, пожать ему руку, поговорить… Ну не полез бы же он драться!.. А так… Напугал, расстроил рабочего человека, пустил ему в нос выхлопные газы и укатил восвояси. Ай-ай-ай! Нехорошо! А еще представитель первого в мире пролетарского социалистического государства! Да еще советский разведчик! Позор! Стыд и срам!

Между тем у сеньоры Кармен случились одно за другим два несчастья: вначале от старости подохла любимая курица, и она несколько дней по ней убивалась. Через некоторое время вслед за курицей последовала и ее разжиревшая болонка, которая сдохла не столько от старости, сколько от ожирения. И курицу, и собаку я похоронил у выложенной из красного кирпича задней стены сада, сделал холмик, и бедная женщина каждый день приходила повздыхать и поплакать над могилой своих любимцев. Сеньора Кармен регулярно посещала также колумбарий на кладбище Ля-Чакарита, где в военном секторе покоилась урна с прахом ее первого мужа, полковника республиканской армии Испании, мундир которого она продолжала бережно хранить в своем платяном шкафу. Мундир защитного цвета с нашитыми красными шпалами на воротничке был тщательно почищен и отутюжен, на полке лежала фуражка с красным околышем и маленькой красной звездочкой на нем. Старушка любила говорить: «Вот умрет палач Франко, изменится строй, вернусь я в Испанию, и будут меня встречать с оркестром. И урну с прахом мужа предадут торжественному захоронению со всеми воинскими почестями на военном кладбище в Мадриде». Но вот Франко умер, на престол взошел молодой король Хуан Карлос, а предсказания сеньоры Кармен не сбылись, и прах ее мужа-мужа-полковникаостался на аргентинской земле, и с оркестром ее конечно же никто встречать не думал.

…Тем временем подошло время вывода жены за рубеж. Мы не виделись — страшно подумать! — два с половиной года. И за все это время только краткие весточки друг о друге, переданные по радио в шифровках. Получил шифровку: «Ваша жена успешно готовится; надейтесь на скорую встречу». И все. За это время ей пришлось проделать невероятную по объему работу по изучению языков и прочих премудростей, необходимых в разведывательной работе. Что касается легализации «Весты», отработки ее легенды, оформления нашего брака и прочее, Центр полностью полагался на меня. Чтобы ускорить весь этот процесс, я решил отказаться от поездки домой, а выехать в Европу, встретить там жену сразу после ее вывода за границу, заполучить ее под свою опеку и приступить к ее легализации. А легализация— это всегда очень ответственный этап в работе разведчика-нелегала, пожалуй, самый ответственный и важный, и от того, как она проведена, зависит вся будущая работа, жизнь самого нелегала и жизни многих людей, с которыми он связан. Легенда-биография строится по крупицам, по кусочкам. И здесь, в промежуточной стране, эта легенда впервые перестает быть таковой, становясь реальностью.

Заканчивался первый этап моего пребывания в Аргентине. Второй этап начнется в июне 1964 года, когда я вновь туда приеду уже с женой. Связь с Центром была устойчивой и регулярной. Появились новые друзья и знакомые, новые связи. Готовлю окружение к предстоящему отъезду в Европу. Ну не прижился здесь, и все. Разве так не бывает? В стране упадок, экономический кризис, жуткая инфляция, один военный переворот следует за другим. В Европе же — экономический бум. Большие возможности. Поэтому говорю всем, что решил туда уехать попытать счастья. Все меня уговаривали остаться, но я в ответ лишь улыбался. Мне предстояла долгожданная встреча с женой, и все остальное для меня не имело значения.

К тому времени я уже год как посещал спортивный клуб «Ривер-Плейт». По воскресеньям занимался на стадионе легкой атлетикой — бег, прыжки. Это помогало поддерживать форму. Играл еще в палету баска. Игра эта ведется ракетками, напоминающими по форме и размерам теннисные, но изготовленными из толстой фанеры, и твердым мячом из черной резины величиной чуть больше шарика для настольного тенниса. Площадка для игры огорожена с трех сторон высокой железобетонной стеной, окрашенной в белый цвет. Играют обычно два или четыре человека. Игра основана на принципе отскакивания упругого резинового мяча от стенок. Игра крайне увлекательная. Требует большой выносливости и сноровки. Стал учиться играть и в большой теннис. Я полагал, что теннис в будущем будет весьма полезен для заведения нужных знакомств.

Близился отъезд. В мастерской получил расчет. Братья Мендес на прощанье прямо во дворе мастерской устроили традиционное асадо. Рабочие вперемешку с хозяевами сидели за импровизированным столом из ящиков из-под овощей, установленных под навесом во дворе мастерской. Устроили прощальный обед и в саду у сеньоры Кармен: поставили на газоне столы, я пригласил своих приятелей, и мы славно посидели за неизменным асадо. Сеньора Кармен пару раз всплакнула.