Владимир Мартынов - Явка в Копенгагене: Записки нелегала

Возможно, им впоследствии и занималась наша служба. Законы конспирации не дают возможности узнать, пригодилась ли моя наводка и чем закончилась разработка, если вообще она была. То же самое и в отношении Патрисии из португальского посольства в Бразилии. Мне никогда не узнать о ее дальнейшей судьбе. Как, впрочем, и о судьбе десятков других наводок и установок, которые я пересылал в Центр.

Вдруг приходит повестка из Федерального суда. «Это еще что за новость?» — подумал я. Неприятно, когда вот так — повестка. Ночь почти не спал. Наутро отправился в Лос Трибуналес. Нашел кабинет судьи, направившего мне эту повестку. За столом восседал лысоватый, начинающий полнеть джентльмен, ярко выраженный латиноамериканец, с аккуратно подстриженными, щеголеватыми усиками.

— Мы вас должны привлечь к судебной ответственности, — сурово и важно заявил он мне.

— Это за что же? — спросил я упавшим тоном.

— За уклонение от воинской повинности! Вы подпадаете под статью, как дезертир. Вы не проходили службу в армии Республики Аргентина, и поэтому мы на вас заводим дело.

У меня отлегло от сердца.

— Послушайте, — сказал я, невольно улыбаясь. — Какой же я дезертир, если вот уже более полугода как я служу в армии.

— Да? Где же вы служите? — спросил он, озадаченно почесывая свою лысину.

— В БАДЭ, на улице Двадцать пятого мая, — отвечал я, продолжая улыбаться. — Я могу дать вам телефон моего подразделения.

— Знаете что, принесите-ка справку, что вы там проходите действительную военную службу, и мы тотчас закроем это ваше дело. Тут явное недоразумение.

На следующий день я пошел в свой БАДЭ (название войсковой части «Буэнос-Айрес Дивисьон Эспесьаль», сокращенно БАДЭ— Спецдивизион Буэнос-Айреса, а попросту— столичный военкомат). Представил справку. Дело закрыли. И все-таки не очень-то. приятно, когда неизвестно почему тебя вдруг вызывают в Федеральный суд. Тут и сон пропадет, пока не выяснится, в чем дело. А оказалось — обычная бюрократическая ошибка. Сержант Санторни забыл послать бумагу в Федеральный суд, что я отбываю службу и чтобы закрыли начатое на меня дело.

Итак, я относительно свободен. Макс зовет к себе поработать немного у него. Он приобрел по сходной цене легковой «Мерседес-Бенц» комби 1939 года с дизельным мотором. Через три недели он уже был у нас как новенький. И заплатил Макс мне за работу не так уж плохо. После этого я проработал всего лишь несколько дней в центре сервиса «Дженерал моторе». К сожалению, я не выдержал испытательного срока: не смог собрать двигатель грузовика марки «шевроле», с которым я вообще столкнулся впервые. Снова сказалась слабая подготовка по профессии прикрытия. Надо было во время подготовки не пожалеть времени и изучить как следует какую-нибудь профессию, хоть одну, но основательно, а не через пень колоду. Профессия автомеханика сама по себе для прикрытия, может, и неплохая, но она не дает возможности выходить на интересующие нас круги: потрескавшиеся руки с въевшимся маслом и ногтями с траурной каемкой сразу выдают принадлежность к рабочему классу, а к нему, к этому классу, естественно, соответствующее отношение. Но ведь как-то и когда-то нужно будет организовать свое дело. И вот я решил немного подучиться. Продолжая работать время от времени у Макса, я поступил на курсы организации бизнеса и машинописи в школе имени Альберта Швейцера. Такие школы-курсы Швейцера имеются во всех столицах мира, и учатся там основам бухгалтерского дела, языкам, машинописи, стенографии и прочим специальностям. За три месяца прошел ускоренный курс машинописи и бухгалтерского учета. В будущем, когда я организую свое собственное дело, все это мне очень пригодится. Вскоре я устроился механиком в авторемонтные мастерские «Дилон-Форд», где проработал несколько месяцев. Потом, казалось бы, процветающая фирма вдруг разорилась, а нас всех вышвырнули на улицу. Оказалось, что управляющий фирмой провернул какую-то сделку, которая привела фирму к банкротству.

На фирме работали механики в основном испанцы и итальянцы. Мне удалось подружиться с пожилым механиком-итальянцем, специалистом по автомобильным моторам, у которого я многому научился. На этой фирме работал также один поляк, воевавший во время войны в Африке в армии Андерса. У него была прострелена челюсть, что придавало ему нелицеприятный вид, да и сам по себе он был типом пренеприятнейшим. Говорили, что он является доверенным лицом хозяина, американца Дилона. Поляк этот и ко мне первое время присматривался, пытаясь установить доверительные отношения, но по первым же его вопросам я понял, что он, возможно, связан не только с хозяином, но и с полицией, и поэтому я по мере возможности держался от него на расстоянии. Да и работа у меня была иного профиля, тогда как он работал шофером по перегонке машин, подлежавших ремонту, а также дворником на фирме и в усадьбе хозяина. Однажды мне поручили вместе с ним перегонять старый фордовский грузовик, предназначавшийся для ремонта. Мне бы отказаться, сославшись на то, что грузовики водить не умею, но получилось так, что ехать с ним, кроме меня, было некому. Поляк уверял, что он будет тащить меня на буксире на жесткой сцепке и что мне надо будет лишь крутить баранку. Но ехать пришлось с далекой окраины через центр столицы, и с меня сошло семь потов и проклятий, пока мы добрались до места. Благо ругаться я научился на службе в армии, где составил даже словарь отменных и сочных испанских матюганов, поскольку без мата слесарю-авторемонтнику никак нельзя: то одно не ладится, то другое, то конструкция машины такая, что надо быть ужом, чтобы добраться до какого-нибудь узла. Проклинаешь на чем свет стоит конструкторов, которые совершенно не думают о том, как подобраться к той или иной части машины, не разобрав добрую половину. Хорошие у меня были инструкторы и в разведшколе, и по индивидуальной подготовке, но никому из них в голову нс пришло хоть немного поучить меня водить машину на буксире. Тем более грузовик.

Мне было жаль расставаться с фирмой, где я уже был на хорошем счету и кое-чему все-таки научился. Однако в плане расширения полезных связей или получения развединформации — почти ноль.

Был октябрь 1962 года. Надвигался кубинский кризис. Поздно вечером, проведя тайниковую операцию через тайник № 12 в районе Чакарита, я возвращался домой. Тревожно кричали мальчишки-газетчики о неминуемой встрече нашего морского конвоя с американскими эсминцами в Карибском море. Радио и телевидение угрожающе нагнетали обстановку. Неужели и впрямь будет ядерная война? Ведь это же безумие! Никто не уцелеет! Только я здесь, возможно, и уцелею. А зачем? Все там погибнут, а я здесь выживу? И кому я буду тут нужен? Как хотелось быть у себя дома! Уж коль суждено погибнуть, то вместе со всеми своими, со своим народом. С тяжелым сердцем всю ночь напролет слушал сообщения радио, одно тревожнее другого. Утром наконец передали информацию о прибытии Микояна сначала в Нью-Йорк, затем в Гавану. А на работе от ребят-механиков узнал, что конфликт улажен и конвой советских судов повернул обратно. Здравый смысл восторжествовал. Вечером, вернувшись домой, я налил себе большую рюмку коньяку и, стоя перед зеркалом, провозгласил про себя тост за торжество разума. В моем отчете была информация по отзывам на Кубинский кризис самых различных слоев населения, и я собирал эту информацию, рыская по городу и пропадая в барах и бильярдных. Это было срочное задание Центра. Нужна была информация от «местного жителя», то есть меня, а не от советского дипломата, которому могли сказать не то и не так.