Марина Райкина - За кулисами. Москва театральная

Выразительная пауза, заполненная настолько выразительной табаковской мимикой, что зал уже лежит.

Констанция. Я верю вам.

Сальери. Услуга такого рода, я полагаю, заслуживает благодарности.

Всякий раз Табаков импровизирует, добавляя фразы, жесты.

Констанция. Какой же?

Сальери. Ну, хотя бы поцелуя.

Констанция. Одного?

Сальери. Если вам кажется, что одного достаточно… (Целуются.) Достаточно одного? (Целуются, падают.)

Падают не на пол – Табаков осторожно опускается в кресло, Констанция – у него на коленях.

Сальери. Это слишком малая плата за музыкальный пост в Вене, о котором мечтают столько музыкантов.

В этот момент кажется, что сцена раскачивается и летает, – такая легкость и остроумие.

Евгения Добровольская: С Табаковым играть и здорово, и страшно. Идет сплошная импровизация. Вот у меня во втором акте есть сцена, которую я ни разу до конца не доиграла. Между прочим, сцена более чем трагичная: Моцарт тяжело болен, я, то есть Констанция, жду ребенка. Приходит Сальери, и Моцарт говорит ему про свой дурной сон. «Сударыня, вам тоже снятся сны?» – спрашивает меня Табаков – он стоит спиной к залу и протягивает мне цветок. Зритель-то не видит, какие рожи строит Олег Павлович в этот скорбный момент. «Мне, мне не снятся…» – говорю я вместо длинного текста и убегаю за кулисы, там смеюсь, и все за кулисами ржут, потому что тоже следят за Табаковым.

Елена Проклова тоже любит сцену финала первого акта.

Ну а последней Констанцию играла Ольга Литвинова.

– Олег Павлович, у вас было четыре Констанции. Кого из них ваш Сальери больше всех желал бы увести у Моцарта?

– Наверное, в тот момент, когда это было (все-таки 20 лет прошло), – это Лена Проклова.

– Из четырех Моцартов с кем комфортнее было работать?

– Когда Сережа Безруков не увлекается комедийной стороной вопроса, то он, конечно, наиболее подходящий. Он годится на эту роль, как говорится по-латыни, гонорес каузе, то есть по совокупности. Вот проглотил человек атом солнца – это же можно сказать и про Сергея.

Но легкомыслию первого акта приходит конец, когда художника начинает душить зависть. Зависть Табаков играл брезгливо: он приходил в ужас, терялся. И главное, он играл не завистливую гниду, а скорее полную беспомощность перед любимцем Бога, который отринул Сальери. И в этот момент его становилось жалко.

8

Моцарт. Я знаю, зачем вы пришли!.. Но я вам не дамся. Во всяком случае, не сегодня… И знаете почему?! Потому что я в штаны наложил. Вот почему! И в таком виде – сами понимаете – для гроба не гожусь. И, пожалуйста, не думайте, что я испугался! Меня отравили – вот в чем причина. Во рту такая горечь.

Финал жизни Моцарта известен. Отравлен. Умер. Погребен в общей могиле. После пьесы Шеффера появилось множество сочинений для сцены, рассматривающих всевозможные версии гибели гениального музыканта. На сцену являются детективы, расследующие загадочную смерть, жёны Моцарта и Сальери пытаются свести счеты за супругов.

– Марк Григорьевич, вы верите, что Сальери отравил Моцарта?

– Конечно. Это не легенда. И даже неважно, был ли конкретный яд. Для меня важнее, что взлет одного оказался убийственен для другого. А любовь для него, как и для Моцарта, – абсолютная святыня. Влюбиться значило жить, творить, что намного сильнее, чем эротика и секс. Вот что такое Моцарт. И загубить такого можно только отобрав любовь, театр, сделав одиноким и нищим. И это настолько русская история: вот Пушкин – «гуляка праздный», но все время думал о смерти.

А ведь если бы Моцарт не умер в 35 лет при невыясненных обстоятельствах, его вполне можно было бы считать современником Пушкина, родившегося через 3 года после смерти композитора.

Сальери. Из-за тебя я попадаю в ад. Вот как это было. Я так легко солгал!.. Ложь сама вырвалась из меня! А почему? Потому что это было правдой! Я действительно убил его. Нет, не мышьяком, но всем тем, что вы здесь видели.

Но даже если Антонио Сальери и в самом деле отравил Вольфганга Амадея Моцарта, то преступление списано с него уже за сроком давности. Во всяком случае, знаменитый Ла Скала после ремонта открылся 8 декабря 2004 года именно оперой Сальери. Но что это меняет – Моцартом-то он все равно не стал.

Табаков церемонно раскидывает руки. Покровительственный поклон и не менее покровительственный взгляд в сторону Безрукова. Оба кланяются. У обоих – золоченые камзолы, белые пудреные парики и… аплодисменты, аплодисменты. 30 лет они не смолкали на спектакле «Амадей». Этот театральный долгожитель сыгран 300 раз, и 300 раз на сцену в роли злодея Сальери выходит самый солнечный артист – Олег Табаков. А рядом с ним не менее солнечный Моцарт – Сергей Безруков. Хотя он – четвертый Моцарт, убиенный Сальери.

А вот еще один сценический «долгожитель» – «Царская охота» в Вахтанговском театре. Где все оказалось царственным: указ, выбор, подарок, роли. Одна из них даже спасла артистке жизнь. А те, что пришли насладиться спектаклем, на себе почувствовали, как идет

Царская охота на зрителя

1

Поднимается занавес.

Весна. 1775 год. Русская царица Екатерина выходит на сцену, держа на руках собачку. Собачка эта жидконога и горбата – но не левретка. «Разве высокой царской особе позволено таскать животину на руках?» – думаю я. Мария Аронова в роли Екатерины сначала передаст собаку стройному фавориту-блондину, а потом сердито отчитает наперсницу – княгиню Дашкову:

– Право же, я начинаю думать: обстоятельства моего воцаренья дурманят не только слабые головы, побуждая их к самозванству, но и иных умнейших господ. Им, верно, мои права на престол кажутся не столь безусловными, чтоб их нельзя было ограничить.

Так начиналась «Царская охота» – спектакль с 17-летним стажем. Кто бы мог подумать, что скромная студенческая работа образца 1995 года с учебной сцены нахально переберется на академическую? Впрочем, случай не уникальный, но все-таки единичный, как счастливый билет: с постановки «Вечно живых» в Школе-студии МХАТ в 1956 году начался «Современник», а с «Бедного человека из Сезуана» в «Щуке» в постановке Юрия Любимова – новая «Таганка». «Современник» до сих пор крепко стоит, а вот на Таганке, увы, нет ни того «Доброго человека», ни самого Юрия Любимова. Но не о нем сейчас речь, а о «Царской охоте».