Дмитрий Шестаков - Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Фет советовал «не торопиться» с публикацией (из отправленных учителю стихотворений Шестаков опубликовал лишь несколько, причем наиболее поздних), но уже в марте 1891 г. «дал добро» на издание отдельного сборника. Однако в отличие от большинства современников, стремившихся выпустить книгу при первой возможности, Дмитрий Петрович предпочел повременить и ответил, что на издание сборника пока не решается, хотя ему очень дорого «одобрение знатока, в эстетический вкус которого он вполне верит и произведениями которого восхищается». Около 1896 г. Шестаков послал свои стихи Полонскому, который вместе с Фетом и Майковым составлял «лирический триумвират», но тот подверг их «сокрушительному разносу». «Получилась коллизия авторитетов, которая смущала умы и требовала разрешения, – вспоминал Перцов. – В качестве суперарбитра оставалось привлечь последнего из триады. Я и обратился к Майкову с письмом, в котором просил возможности подвергнуть его суду создания новой музы. Ответ – и, конечно, любезный – не замедлил. <…> Поэт принял меня в кабинете и сам стал читать стихи молодого «экзаменующегося». Увы, его приговор был довольно строг и скорее приближался к отзыву Полонского, нежели Фета».

В 1898 г. Шестаков переписал 21 стихотворение в отдельную тетрадь и снабдил ее титульным листом, вероятно, задумавшись об издании книги. Его первый и единственный сборник вышел в самом конце 1899 г. и открывался написанным в 1891 г. посвящением Фету («Твой ласковый зов долетел до меня…»): набранное курсивом, оно смотрелось как манифест. Инициатива выпуска принадлежала Перцову, обозначенному на титульном листе в качестве издателя; он принимал участие в составлении и, возможно, правил тексты. Вкусу друга Шестаков доверял на протяжении всей жизни, сообщал ему стихи по мере написания (некоторые дошли до нас только в приложении к письмам Перцову) и почти всегда соглашался с предложенными поправками – как правило, заменой отдельных слов. «Во владивостокский период отец продолжал посылать П. П. Перцову все свои новые стихотворения: на многих авторских подлинниках стихотворений этого периода имеются пометки: «П. П. П. заказным такого-то числа»» (письмо П. Д. Шестакова Л. К. Долгополову от 22 февраля 1972 г.). Это второй важнейший – наряду с материалами семейного архива – корпус источников, на которых основано наше издание.

Выпущенная тиражом 300 экземпляров, книга со временем стала редкостью. Когда Шестаков лишился последнего авторского экземпляра, Перцов в декабре 1931 г. подарил ему свой с надписью «Многоуважаемому автору на добрую память от неизменного поклонника П. П.» (цит по письму П. Д. Шестакова Л. К. Долгополову от 4 января 1970 г.). Дмитрий Петрович ответил стихотворением «Моему издателю»:

С сладостной думой любви и дружбы сейчас принимаюСтарую книжку мою ж снова из дружеских рук.Сколько тепла и забот и мысли прилежной здесь чую, —В этой семье молодой Божиих птичек моих.Точно из темных гробов, над целой утраченной жизньюВ крупных жемчужинах слез поздние розы встают.

К сожалению, местонахождение книги, хранившейся у сына поэта, неизвестно. Неизвестно и местонахождение экземпляра, подаренного С. П. Шестакову с надписью «Дорогому брату и собрату»: он находился у П. Д. Шестакова и был подарен им Долгополову (у которого его видел пишущий эти строки), но пропал после кончины последнего.

На фоне поэтических новинок 1900 г. – «Иллюзий» Фофанова, «Тишины» Бальмонта и «Tertia vigilia» Брюсова – «Стихотворения» Шестакова потерялись, хотя о них с похвалой отозвался Владимир Соловьев в письме к автору: «Очень тронут Вашим напоминанием о Фете. Веяние его почудилось мне и в Ваших стихах, которые проглотил с отрадою». Шестаков посвятил Соловьеву два стихотворения: одно, видимо, послал вместе с книжкой, другое стало откликом на его безвременную кончину полгода спустя. Единственная опубликованная рецензия на сборник принадлежала самому издателю, приличия ради укрывшемуся за «прозрачным» псевдонимом «П. Казанский»[10].

В 1900-е годы, живя в Константинополе и Варшаве, Дмитрий Петрович продолжал печататься в столицах и на родине – от либерального приложения к газете «Слово» (при посредничестве Перцова) до право-консервативного (по мнению некоторых современников, «черносотенного») «Казанского телеграфа», не оказывая влияния на их редакционную политику. По возвращении в Казань поэтическая активность пошла на убыль: он отдавал в печать старые тексты, зачастую подписывая их инициалами «Д. Ш.», и не участвовал в литературной жизни города[11]. С 1914 г. Шестаков перестал писать стихи на целое десятилетие – то самое, на которое приходятся едва ли не самые трагические события русской истории XX века. О его отношении к политическим реалиям мы почти ничего не знаем, а в поэзии они вообще не отразились.

Переезд во Владивосток к сыну и восхищение красотой природы Приморья, где Дмитрий Петрович решил остаться, вызвали новый творческий взлет. В конце 1931 г. Петра Дмитриевича перевели в Москву. Отец уехал из Владивостока 26 ноября и, прогостив месяц в столице у сына, вернулся в Казань. В Москве он встречался с Перцовым, который как раз заканчивал книгу мемуаров. Память о прошлом навеяла несколько посвященных ему стихотворений, включая «Автору “Венеции”»:

Как живо мне напомнил тыМою «Венецию Востока»У самой голубой чертыВ лазурный край волны глубокой.Хоть нет там пьяццы и гондол,Но так свежо, но так просторноДрожат лучи, смеется дол,И море ропщет непокорно.

Имеется в виду книга Петра Петровича «Венеция» (СПб., 1905), переизданная под заглавием «Венеция и венецианская живопись» (М., 1912). По выходу поэт получил оба издания с дарственными надписями: «Милому Дмитрию Петровичу Шестакову от старинного приятеля. Автор. 1906 30/I Спб.» (собрание А. Л. Соболева); «Дорогому Дмитрию Петровичу Шестакову на память о друге-авторе. Москва. 1913 г. 30/I». Вспоминая друга в мемуарах (где был воспроизведен и его портрет), Перцов сообщил, что «на вечерней заре последовал новый расцвет его дарования». Эти строки были опубликованы в 1933 г., при жизни поэта, но ни до того, ни после, вплоть до 1970 г., ни одно из поздних стихотворений Шестакова не появилось в печати.

По возвращении в Казань «лирический поток» не иссякал до лета 1934 г. (последнее из известных стихотворений датировано 16 декабря 1934 г.). Осенью 1933 г. Дмитрий Петрович подвел итог написанного «на вечерней заре», составив рукописный сборник «Inedita» («Неизданное»), который отправил лучшему другу с надписью: «”Там хорошо, где нас нет”. Первому и самому дорогому читателю Петру Петровичу Перцову от автора». Тексты из этой тетради, использованные адресатом при составлении «изборника», впервые вводятся в научный оборот в настоящем издании в качестве последней авторской воли.