Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9

Будучи как-то утром у Мартинелли, которому я никак не мог собраться отдать визит, я спросил у него, кто эта девушка, которая посылает мне из окна поцелуи с другой стороны улицы; я был поражен, когда он мне сказал, что это танцовщица м-м Бинетти. Еще не прошло и четырех лет, как в Штутгарте она оказала мне большую услугу, о чем читатель может вспомнить; я не знал, что она в Лондоне. Я попрощался с Мартинелли, чтобы пойти с ней повидаться, с тем большим интересом, что Мартинелли мне сказал, что она не живет со своим мужем, хотя он и должен с ней танцевать в театре Хаймаркет.

— Я вас сразу узнала, — сказала мне она при встрече. Я поражена, дорогой мой старейшина, видеть вас в Лондоне.

Она называла меня старейшиной, потому что я был самым старым из ее знакомых. Я ответил, что не знал, что она здесь, и что я не мог видеть ее танцующей, так как я прибыл тремя днями позже закрытия оперы.

— Откуда идет слух, что вы не живете больше со своим мужем?

— Потому что он играет, он проигрывает, и он продал у меня все. Кроме того, женщина театра, если она живет со своим мужем, не может надеяться завести богатого возлюбленного, который будет делать ей визиты. А теперь, когда я живу одна, все мои друзья могут приходить ко мне повидаться, ничего не опасаясь.

— Чего они могли бы опасаться Бинетти? Я никогда не считал его ни ревнивцем, ни рождающим трудности.

— Он и не таков. Но ты должен знать, что в Англии существует закон, который позволяет мужу арестовывать любовника своей жены, если он застает его с ней с поличным. Нужны только два свидетеля. Достаточно, чтобы он застал его сидящим на кровати с ней, или в позе, которая могла бы означать, что он делал с ней что-то, что только муж имеет право с ней делать. Этот любовник приговаривается по этому закону к уплате мужу, который заявляет, что стал рогоносцем, половину своего состояния. Некоторые богатые англичане были пойманы таким образом, вот почему они не ходят к замужним женщинам, особенно к итальянкам.

— Ты, стало быть, должна радоваться любезности твоего мужа, а не жаловаться, так как, имея свободу, ты можешь заполучить, кого хочешь, и стать богатой.

— Но, дорогой мой старейшина, ты не все знаешь. Как только он вообразит, что я получила презент от кого-то, кто явился меня повидать, о чем его известят шпионы, он явится ночью в портшезе и пригрозит выкинуть меня на улицу, если я не отдам ему все деньги, что имею. Ты не знаешь этого бесчестного рогоносца.

Я дал ей свой адрес, попросив приходить ко мне обедать всякий раз, как она захочет, предупредив, однако, накануне. Это был еще один урок, что я получил, в области посещения женщин. В Англии есть прекрасные и очень разумные законы, однако такие, что можно очень легко ими злоупотребить. Обязательства, которые присяжные могут рассматривать выполненными, только если они соблюдены буквально, приводят к тому, что многие такие положения, будучи записанными недостаточно ясно, интерпретируются в смысле, противоположном тому, что обычно им придается, так что судья оказывается в затруднении. По этой причине каждый день парламент принимает новые законы и все новые толкования старых.

Милорд Пемброк, увидев меня в окне, поднялся ко мне. Осмотрев мой дом и узнав, что у меня есть повар, он меня поздравил и сказал, что в Лондоне нет лордов, за исключением тех, что живут там постоянно, которым приходит в голову держать дом, подобный моему. Он примерно подсчитал, что, собираясь обедать и ужинать с друзьями, я должен тратить три сотни фунтов в месяц. Он заметил мне мимоходом, что я должен держать на третьем или четвертом этаже симпатичную девушку, и это мне будет стоить недорого, и что, поскольку я холост, те, кто про это знают, считают меня мудрым.

— А вы, милорд, держите у себя такую?

— Отнюдь нет, потому что я несчастный, — стоит мне переспать с женщиной или с девушкой, как она меня больше не интересует, так что каждый раз я имею новую, и, не будучи столь шустрым, как вы, я трачу в четыре раза больше вас. Заметьте, что я холостяк и что я живу в Лондоне как иностранец, никогда не питаясь у себя. Я удивлен, что вы умудряетесь есть в одиночестве почти каждый день, потому что я знаю нашу нацию.

— Я не говорю по-английски, я люблю суп, французские блюда и изысканные вина; по этой причине я не переношу ваших таверн.

Он посмеялся, когда я сказал ему, что в Старентаверне я отослал восемь или десять девиц, и что это он тому причиной.

— Я не назвал вам имена тех, — ответил он, — за которыми я посылал.

— Следовало сказать.

— Но, не зная вас, они бы не пришли, потому что они не значатся в списках ни у портшезов, ни у мамок . Обещайте мне платить им столько же, сколько и я, и я вам тут же напишу записки с их именами. Когда они увидят мою подпись, уверяю вас, они к вам явятся, хоть бы и сюда., если хотите.

— Сюда, сюда — мне это нравится гораздо больше. Сделайте немедленно мне записки и назовите цену, отдавая предпочтение тем, кто говорит по-французски.

— Ах, к сожалению, самые хорошенькие говорят только по-английски.

Хорошенько подумав, однако, он записал мне пять-шесть адресов, подписав записки своим именем. Я переписал на отдельную бумажку имена этих девушек, пометив сумму, которую я должен им давать за проведенную со мной ночь, либо за три-четыре часа. Это были четыре, шесть, и одна — двенадцать гиней.

— Что, эта, значит, вдвое красивей, чем остальные?

— Это не причина: просто она наставляет рога герцогу, пэру Великобритании, который платит ей достаточно денег, но трогает лишь один-два раза в месяц.

Я спросил у него, не хочет ли он оказать мне честь и отведать продукции моего повара, и он ответил, что да, но как-нибудь в другой раз.

— А если меня не окажется дома?

— Я пойду в таверну.

Не имея на сегодня дел, я отправил Жарбе с одной из записок милорда к одной из тех двух, что были оценены в четыре луи, велев сказать, что это для обеда тет-а-тет, и она явилась. Несмотря на то, что я рассчитывал найти ее любезной, она пригодилась мне только для того, чтобы слегка побаловаться после обеда. Когда она увидела четыре гинеи, она ушла, весьма довольная. Вторая за четыре гинеи поужинала назавтра со мной. Она была очень хорошенькая, но я счел ее грустной и слишком нежной; я не решился заставить ее раздеться. На третий день в Ковенгардене я увидел привлекательную девушку, я подвалил к ней по-французски и был обрадован, услышав ее ответ; я спросил, не хочет ли она со мной поужинать, и она спросила, какой подарок я ей сделаю.

— Я дам вам три гинеи.

— Идет.

По окончании комедии мы там поужинали, я нашел ее очаровательной, спросил у нее ее адрес и увидел, что это один трех, которые милорд обозначил в шесть луи. Ее звали Кеннеди. Две другие были сестры; их звали Гарик; они для меня сошли только мимоходом.