Сергей Зинин - Неизвестный Есенин. В плену у Бениславской

На следующий день написала Ане Назаровой:

«Милая Аня. Пишу с дороги из Кореиза (там, где была Яна) — автомобиль застрял — бензину не хватило, пока наливают. До чего хорошо! Только лень писать. Где буду жить, еще не знаю. Вот еду в Алупку — посмотреть ближайшие деревни. Купались в Севастополе, в Ялте. Вот. Отдыхать буду вовсю. Целую. Галя».

За восторженными словами об отдыхе в Крыму просматривалась обеспокоенность Галины, которую она не могла скрыть от подруги, поэтому дописала, указав «смотри на обороте»: «Знаешь, только на 6-й день устроилась, т. е. вчера отдыхать начала. А то все маялась — пристанища дешевого искала. Напиши, если будет охота».

Дальнейший отдых Галины определялся ее скромными финансовыми возможностями. Неожиданно вновь стала проявляться нервная депрессия. «Я очень больна, — записала Бениславская в дневнике. — И, кажется, опять всерьез и надолго. Неужели возвращаются такие вещи? Казалось, крепко держу себя в руках, забаррикадировалась, и ничто не помогло. И теперь хуже. Тогда я была моложе, верила в счастье любви, а сейчас я знаю, что невеселого счастья залог «сумасшедшее сердце поэта», и все же никуда мне не деться от этого. Опять тоска по нем, опять к каждой мысли прибавляется это неотвязное ощущение его. Опять все скучны. Перед отъездом в Крым были еще дни; если б тогда уехать, то на месяц я была бы свободна, «а теперь, как глаза закрою»… вижу клетчатую кепи и… ну, все равно, и сейчас уже не сумею заслонить чем-нибудь подставным. Раньше в этой подмене было ощущение новизны, а сейчас скучно все это, невыносимо такое «не настоящее», а «настоящее» — «блуждающий огонь», и плохо мне. Я сейчас сильнее. Умею отдыхать, несмотря на тоску, но больна, кончена. Но нет, надо взять себя в руки. Нельзя так».

Ни шумный пляж, ни прекрасное море, ни поездки по городам Крыма не могут заставить ее не думать о Сергее. В мыслях он всегда рядом.

24 августа Бениславская записала в дневнике: «Вот, как верная собака, когда хозяин ушел — положила бы голову и лежала бы, ждала возвращения. Крым. Гурзуф».

Ждать не было сил. Телеграфирует 1 сентября 1924 г. Ане Назаровой: «Достань вышли телеграфом Гурзуф тридцать рублей вернусь отдам Галя».

Аня деньги выслала, а в письме, чтобы подбодрить подругу, написала о хороших временах прошедшей юности. Галина ей ответила: «Да, Аня, это было давно, я не знаю, когда это было. Может, это была другая жизнь. Я не помню. 5. IХ.24. Деньги получила. Спасибо большое».

Литературный секретарь

При совместной семейной жизни с Есениным Галина стала выполнять как бы роль литературного секретаря поэта. Это была сложная обязанность при непредсказуемом поведении поэта и его эмоциональном состоянии. Особенно это проявилось во время длительной поездки Есенина на Кавказ, когда приходилось решать многие вопросы, высказывать свои предложения, пожелания и просьбы в письмах.

Бениславская была подготовлена к роли литературного секретаря. Она хорошо ориентировалась в литературной жизни своего времени, знала русскую поэзию, могла успешно преодолевать различные бюрократические препоны, была собранной и обязательной в исполнении поручений.

Впервые услуги Бениславской потребовались Есенину во время издания «Москвы кабацкой». Помощь предложил В. Вольпин, работавший заведующим книжным и издательским отделами Государственного универсального магазина (ГУМ). Но Есенин в это время проходил курс лечения, лично не мог даже подписать издательский договор. Пришлось привлечь Галину… «Дорогой Валентин Иванович! — писал 19 декабря 1923 года Есенин. — Будьте добры выписать деньги на имя Галины Бениславской. Договор подпишу, как выйду из санатория. Жму Вашу руку. С приветом С. Есенин». Договор так и не был подписан. Изменились обстоятельства. Стал более жестким государственный контроль издания в стране книг. Отдельные строки стихотворений из цикла «Москва кабацкая» настораживали работников издательства. Чтобы их печатать, требовалось согласие Главлита. Бениславская потратила много сил для получения разрешения на издание «Москвы кабацкой». 12 января 1924 г. писала Вольпину: «Валентин Иванович! Дело вот в чем: Главлит принципиальное согласие дал на «Москву кабацкую», но чтобы они выдали бумагу, надо точно указать: 1) кто издает (изд — во); 2. В какой типографии будет печататься и 3. Какой тираж. Сообщите мне эти сведения в «Бедноту» (2-59-44) сегодня или в понедельник утром, тогда я в понедельник же получу разрешение. В «Бедноте» вызовите к телефону Назарову или Козловскую и передайте. Кстати сообщите — будете ли Вы в понедельник в ГУМе. Всего хорошего. Привет от Сергея Александровича. Г. Бениславская».

Усилия Бениславской не увенчались успехом. Напечатать «Москву кабацкую» в столице не удалось. Книга вышла через несколько месяцев в Ленинграде.

Ситуации порой складывались самые неожиданные.

Возвратившись из Крыма, Бениславская узнала от Сони Виноградской, что Есенин сдал поэму «Песнь о великом походе» в журнал «Октябрь». Галине это решение показалось нелогичным, так как «Октябрь» поэт ненавидел, не скрывал своего раздражения, когда брал журнал в руки. Проводимая травля «попутчиков» на страницах «Октября» приводила его в бешенство.

— Все возмущены этим его поступком, — говорила С. Виноградская, — смотрят как на предательство, тем более что сейчас ведется поход против Воронского, которого, вероятно, снимут с должности редактора «Красной нови». Понимаешь, и в такой момент Есенин сдал одну из своих крупных вещей «Октябрю». Конечно, ему многие руки не подадут.

Отдать поэму в журнал «Октябрь» Есенину помогли А. Берзинь и А. Тарасов-Родионов, устроившие в связи с этим вечеринку с товарищеским ужином и вином. А. Тарасов-Родионов вспоминал: «В то время я имел большое влияние на политику Всероссийской Ассоциации Пролетарских Писателей (ВАПП) и, что называется, охаживал Есенина, стремясь свернуть его творчество на отчетливо советские рельсы. Тогда же я купил у него для «Октября» и «Песнь о великом походе».

Редакция «Октября» выдала через А. Берзинь аванс, который получила по доверенности Екатерина Есенина. Часть аванса Катя потратила на себя, за что получила от брата нагоняй, так как выданных денег теперь уже нельзя было вернуть. Есенин понимал, что виновата не только сестра, он чувствовал, что его втягивают в какую-то скрытую политическую игру. Идти на скандал не решился. Смирился и уехал на Кавказ.

— Понимаете, — говорил поэт Бениславской, — мне нужно было успокоиться. Это самое важное, иначе меня бы не хватило. Но все равно, я бы не согласился, если бы не подвела Екатерина с этими деньгами.