Неслучайные встречи. Анастасия Цветаева, Набоковы, французские вечера - Юрий Ильич Гурфинкель
И каждый раз, услышав очередную новость, я вспоминал Дани и сказанные им слова о бедной событиями швейцарской действительности. Вот с этим у нас все было просто замечательно. Что там Швейцария, любой европейской стране таких огнедышащих новостей хватило бы не на один десяток лет.
Еще одно чудо – уже не без помощи высших сил – произошло в начале лета того года. Ближе к вечеру раздался звонок, не пароходный, как при явлении Сергея, а нервный, отрывистый. Наташка кинулась открывать, громко удивляясь, кто бы это мог быть.
На этот раз пришли к нам. Человек в штатском принес заказное распечатанное письмо в штемпелях и марках с приглашением от Дани посетить Швейцарию и многозначительно попросил расписаться.
И началась сумятица с визами, зарубежными паспортами, какими-то справками, покупкой билетов. Российские деньги разрешено было менять на швейцарские франки по мизерной квоте. Еще в каком-то обменном пункте я поменял рубли на деньги ГДР с портретами «основоположников» – Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
Решено было ехать поездом. Раз в неделю из Москвы отправлялся вагон до Женевы, который вначале цепляли к составу, следующему в восточный Берлин. Это был первый наш выезд за пределы Советской России. Вдвоем, а не по трое, беспартийные и без одобрения профкома, райкома или кого-то там еще, а просто по приглашению частного лица. Невероятно!
Учитывая наши скромные финансовые возможности, мы запаслись продуктами для жизни в Женеве.
У нас было отдельное купе с просиженным диваном и собственным туалетом в международном вагоне – неслыханная по советским временам роскошь. Под мягкий перестук колес за окном неслись леса, убранные поля, стояли неподвижные облака на фоне холодной синевы неба, означающей начало осени.
В десять вечера в вагоне отключили свет. Проводник, как потом выяснилось, студент ИНЯЗа, предупредил: в 5:30 поднимут – граница.
После дня сборов, маеты засыпаю мгновенно.
Ночью перебегающие из угла в угол тени. Просыпаюсь, не сразу понимаю, откуда этот ритмичный упругий гул. Отрывистый стук в дверь. Контуры проводника на ярко освещенном фоне дверного проема.
– Через сорок минут проверка. Умывайтесь. Приготовьте паспорта.
Еще нет пяти. Сидим умытые, в темноте.
Все тот же упругий гул колес, но теперь уже какой-то дергающийся. Поезд останавливается.
Громкий топот сапог по коридору. В нашем купе вспыхивает яркий свет – все лампы одновременно. Отрывистые команды.
– Всем выйти в коридор.
Пограничники с каменными лицами подозрительно рассматривают наши новенькие заграничные паспорта, на мгновение вскидывают взгляд на наши лица. Мы ли это? Да, это мы. Точно? Ну как сказать, всё же похожи – натянутая шутка. Лица проверяющих чуть смягчаются.
– Валюту везете?
– Везем.
– Сколько?
Страшный вопрос.
– Показать?
– Не надо.
Видимо, мизерность названной суммы этому причиной.
Быстро пробегают взглядом, обшаривают все подозрительные закоулки и щели. И, топоча, уходят в соседнее купе. Потом в следующее. Вскоре из середины вагона доносится женский вскрик: «Вы мне испортили вещь. Вы не имеете права!», потом оттуда высунулся пограничник в пуху и перьях, кликнул проводника. В коридор, протиснувшись сквозь узкую дверь купе, вышла заплаканная пышная брюнетка с распоротой подушкой. Оставшиеся в коридоре, еще не проверенные, тревожно переглядываются. После проводник шепнул – подушку она привезла с собой из дома, а в ней обнаружили – ой-ёй-ёй! Так и не понятно, что. Какие-то чайные ложечки.
На границе переход с широких рельс на узкие европейские. Наш вагон закатывают в депо. Мощные домкраты медленно, почти незаметно для сидящих внутри поднимают его, советские колеса выкатывают, подводят новые, европейские. В сумраке депо в окно видно, что рядом колея узкая, как детская железная дорога. А на путях столпотворение колес, одних только колес на осях, без вагонов, какой-то сюр.
Тем временем посветлело. Очень заметно, что мы уже в другой точке Земли, отличной от московской. Ослабевшее солнце сквозь легкие облака. Холодно. Поезд не спеша приближается к границе. Вспаханная полоса. Буг. Целая флотилия диких уток. Понятно, в приграничных районах стрелять, охотиться не разрешено.
И сразу за Бугом – Польша.
Здесь новая проверка. На границе в вагон входит светлоглазый пограничник в форме цвета выгоревшей на солнце, поблекшей травы, с автоматически учтивыми фразами.
– Дзень добжи. Паспорту прошу.
Короткий оттиск на странице паспорта «Въязд» и – «До видзення».
– До видзення, – с радостью отвечаем, копируя интонацию.
На вокзале в Варшаве суета, пшикающая речь. Все что-то продают. Тревога и озабоченность на лицах.
В Берлин прибыли засветло, наш вагон с гордой надписью: «Москва – Женева» отцепили, и он, как заблудившийся путешественник, одиноко стоит вдали от вокзала у развилки трех дорог, не зная, по какой ехать…
– Бумс!
Вагон дернулся. Метнулся горячий чай в подстаканниках. Яйцо соскочило со столика на пол, но не разбилось.
Проводник просунул голову в купе.
– Все в порядке? Всё цело?
5
Прицепили, едем. В Западном Берлине никто не выходит. Предупредили: стоим две минуты.
А где же Стена? Хотя бы глянуть, как она выглядит.
– А вы не заметили? – отвечают попутчики. – Серая такая…
– Неужели проехали? – Мне она представлялась высотой в несколько десятков метров с бойницами и зубчатыми навершиями.
– Да, проехали, – подтвердил проводник.
В поезде случилась такая история. Кто-то из попутчиков подсказал, что в соседнем вагоне, к которому нас прицепили, есть буфет, там можно купить сэндвичи, кока-колу, сигареты «Мальборо» и много чего еще. И я отправился туда с немецкими купюрами в кармане. Дождался своей очереди. Продавец – худощавый сумрачный холерик – все заказанное выложил на прилавок. Я полез в карман расплачиваться и, когда вытащил свои честно заработанные пфенниги, он вдруг испугано проблеял «Ни-ихт…» и отодвинул от себя гэдээровские деньги.
– Карл Маркс, – сказал я, размахивая купюрой с портретом заросшего бородой «основоположника». – Капитал!..
– Wir akzeptieren nicht…Р повторил он еще раз и, неприязненно сощурившись, добавил: – Dollar, Franken akzeptiert! (Мы не принимаем… Принимаем только доллары и франки!)
Очередь зашумела. Я явно задерживал желающих сделать покупки. «Валюта» у меня была во внутреннем кармане, застегнутом английской булавкой. Но я решил не тратить ценные швейцарские франки на пустяки, к тому же неловко было прилюдно отстегивать английскую булавку, извлекать деньги. С позором возвратился в свое купе с Карлом, уверенно глядящим с немецкой банкноты в грядущий коммунистический рай, где не будет денег вовсе, а только труд по желанию и для
