Река жизни - Томас Сюгру
В то утро Гертруда была не в состоянии ни поднять руку, ни оторвать голову от подушки, ни выпить глоток воды. Ей принесли “питюнчик”, стакан с трубочкой наверху. Гертруда смущенно улыбалась матери, которая за ней ухаживала.
Предписания, сделанные во время сеансов, выполнялись скрупулезно, но это был тяжелый труд, требовавший много времени. Если бы Гертруде удалось избежать простуды, она бы уже начала поправляться. К 1 января ей стало гораздо лучше: “Воспаление, которое наблюдалось в нижней части легкого, рядом с диафрагмой, и повреждение диафрагмы и плевры… устранены…”
Вечером Эдгар сидел у постели Гертруды и читал ей. Она протянула руку и взяла его руку в свою. Он посмотрел на нее. Она улыбалась.
– “Чтения” спасли меня, Эдгар,- сказала она.- Спасибо тебе.
Он уставился в книгу, ничего не видя перед собой. Он сидел в молчании, не сводя глаз с книги, крепко сжимая ее руку в своей.
– Спасибо тебе,- еще раз сказала она.
Глава 12
Затвор, вновь щелкнул.
– Ну вот и все, миссис Дулиттл,- сказал он. Надеюсь, получатся хорошие фотографии. Через несколько дней у меня будут пробные оттиски.
– Вы можете сообщить Джиму,- сказала она.- Надеюсь, вы с ним встретитесь.
Он помог ей надеть пальто и проводил до лестницы, ведущей из студии вниз; впереди шел Дэниел.
– До свидания, Дэниел,- произнес он серьезно. Мальчик пожал ему руку и повернулся к матери, чтобы помочь ей спуститься с лестницы. Эдгар вернулся к себе в кабинет.
Сквайр и Кетчум уже ушли. Стенографистка занималась расшифровкой записи утреннего сеанса.
– Они пошли завтракать в отель,- сообщила она ему.- И пригласили этого молодого человека. Я обещала закончить все к их возвращению.
Он посмотрел на часы. Время уже перевалило за полдень, а он еще не был голоден. В окно он видел, как миссис Дулиттл и Дэниел переходят улицу. Опять пошел снег. Поезд с доктором Мюнстербергом отошел от платформы в 12 часов 15 минут.
Снегопад усиливался, и следующее утро Эдгар провел дома, расчищая дорожки и занимаясь сооружением снеговика вместе с Хью Линном. Гертруде было уже гораздо лучше, и на следующий день, по настойчивой просьбе Хью Линна, они вылепили снеговика рядом с ее окном. На голову снеговика они водрузили шляпу и назвали его “профессором”.
Только через два дня город смог выбраться из-под снега. По дороге в приемную сквайр поскользнулся, упал и разбил коленную чашечку. Его уложили в кровать и провели диагностирование. Этот сеанс, а также и все последующие “чтения” для обычных пациентов проводил Кетчум.
Довольно часто он отпускал стенографистку на время “чтений”, делал записи и затем диктовал свою собственную версию всего, что было сказано. Однажды, когда Эдгар просматривал эти записи, у него возникло подозрение. После сеансов он стал плохо себя чувствовать, у него часто болела голова. Он написал письмо одной из своих пациенток, выражая надежду, что “чтения” ей помогли. Она ответила, что для нее так и не было проведено ни одного “чтения”. Она не получила никаких известий в ответ на свои просьбы найти для нее время.
Эдгар пришел к Кетчуму с этим письмом. Кетчум попытался объясниться.
– Нам нужны деньги,- начал он.- Разумеется, они у нас есть, но надо двигаться дальше, нужно строить больницу. То, что наши больные не могут получить нужное лечение, ставит нас в невыгодное положение. От состоятельных людей, к которым мы обращались, мы не получили ничего, кроме обещаний. Ученые напускают на себя умный вид, качают головой. Норовят поскорее смыться. Посмотри на Мюнстерберга. В Гарварде имеются деньги, предназначенные для изучения именно таких явлений. Он их нам предложил? Мы не услышали от него ни слова одобрения. Я надеялся, что приедет комиссия из врачей и проверит тебя. Я надеялся получить их поддержку. Но врачи не приехали. Вероятно, они побоялись, что будут вынуждены признать то, что им не хотелось бы признавать. Поэтому нам приходилось кое-как перебиваться – где пять, где десять, двадцать долларов получишь, иногда больше, а чаще гораздо меньше. Если бы мы разрешили тебе поступать так, как ты хочешь, ты бы уже давно раздал все деньги. Ты никогда никому не отказываешь. Но так мы ничего не добьемся. Мы можем просидеть здесь всю нашу жизнь, проводить сеансы, рекомендации которых не будут как следует выполняться, отсылать их пациентам, которых мы не в состоянии проверить… и что мы этим сможем доказать или достичь?
– Ну и? – произнес Эдгар.
– Некоторые сеансы не были посвящены диагностированию. Я лишь делал записи, чтобы ты не волновался. Но мы проводили “чтения” другого рода. Мы немного играли в карты… нам надо было узнать… просто иметь представление…
Эдгар положил письмо на стол, взял свою шляпу, пальто и ушел.
Дома его ждала Гертруда. Она поправлялась и уже могла сидеть.
– Я решил порвать с Кетчумом и Ноу,- сказал он.
– Я рада,- ответила она,- очень рада.
– Как ты думаешь, твое состояние позволяет мне покинуть вас и отправиться в Алабаму, чтобы начать работать на Тресслера? Я буду посылать тебе записи “чтений” по мере надобности.
Гертруда улыбнулась.
– Думаю, со мной теперь будет все в порядке,- сказала она.- Поезжай. Я рада, что все закончилось.
Он собрал вещи и подошел, чтобы поцеловать ее на прощанье. Его лицо было мрачнее тучи.
– Не беспокойся обо мне,- сказала она.- Я скоро буду с тобой.
Он купил билет до Монтгомери и сел на экспресс Сент-Луис – Новый Орлеан.
Глава 13
По Брод-стрит бежал мужчина, на руках у которого кричал ребенок. Он свернул за угол, выбежал на Даллас-авеню.
Распахнулись двери и окна. Было холодное пасмурное январское утро, и большинство жителей Селмы, городка в штате Алабама, находилось дома. Пронзительные отчаянные крики ребенка заставили всех выглянуть на улицу. Когда мужчина добрался до приемной офтальмолога доктора Юджина Каллавея, тот уже вышел навстречу. Он провел незнакомца в помещение, крикнув двум врачам, появившимся на пороге своих офисов на противоположной стороне улицы: “Зайдите!”
Когда они вошли, незнакомец объяснял, что произошло, пытаясь перекричать визжащего ребенка.
– Это порох для вспышки. Я обнаружил его на полу в рабочей комнате. Он, наверное, собрал его
