Река жизни - Томас Сюгру
В Хопкинсвилле можно было получить помощь различных врачей, но большинство пациентов Эдгара не были жителями Хопкинсвилла и даже не жили поблизости. Мор считал, что больница решит проблему – по крайней мере для тех, кому это по карману. Здесь будут диагностировать и следить за ходом болезни до тех пор, пока “контрольное чтение” не укажет на полное выздоровление.
Пока Мор пытался заключить сделку с Кетчумом, Ноу и сквайром, он принялся за осуществление своих планов. К январю 1911 года были закончены подвальные помещения и фундамент больницы. Вскоре Мор получил серьезные ранения во время аварии на шахте. Эдгар отправился в Нортонвилл и провел для него несколько сеансов, но в данном случае требовалось только хирургическое вмешательство и покой. Мору пришлось отправиться к себе домой в Огайо. На выздоровление ушло много времени, и он утратил свое имущество в Нортонвилле. Больница так и не была закончена. Покидая Нортонвилл, Мор взял с собой запись “чтения”, где говорилось, что полученные им повреждения могут повлечь за собой слепоту. На этот случай были даны рекомендации.
По мере того как шло время и накапливались материалы “чтений”, Эдгар убеждался в правоте Мора. Для правильного выполнения предписаний были необходимы совместные действия представителей различных медицинских направлений, нужно было учреждение, где приверженцы разных медицинских теорий могли бы, следуя предписаниям, проводить лечение. Взять, к примеру, Кетчума. Он гомеопат. Есть еще доктор Хауз. Он терапевт и к тому же изучал остеопатию. Есть и Лейн, закончивший свое образование и практиковавший теперь остеопатию в Джорджии. Все эти люди верили в его диагностирование. Если бы их можно было собрать в одной больнице, им все было бы по плечу.
Но существовали и другие проблемы: нужны были люди, умеющие лечить электричеством, знающие массаж, знающие психиатрию, научную диету, нужны невропатологи, специалисты по женским болезням. Эдгар пролистал диагнозы и предписания, которые он выдавал изо дня в день, и решил, что по силам это будет только мастеру на все руки в области медицины, и ему придется со всем этим управляться.
В конце февраля в Хопкинсвилл приехал Росвелл Филд, брат Юджина Филда, чтобы сделать серию очерков об Эдгаре для газеты Харста “Экзиминер” в Чикаго. Эдгара сфотографировали держащим на коленях Хью Линна и лежащим на кушетке во время сеанса, а также отца, стоящего рядом, и стенографиста, сидящего за столом. Фотографии вместе с очерками Филда были разосланы во все газеты Харста.
По словам Филда, он застал Эдгара проводящим время “как и большинство жителей Кентукки”: “Нельзя сказать, что его внешность особо располагает к себе, но она и не разочаровывает. На этой замечательной фотографии мы видим высокого стройного молодого человека с добрыми, честными, довольно широко поставленными глазами, с высоким лбом и ничем не примечательными чертами. Он признался, что ему тридцать три года, хотя выглядит он не старше двадцати пяти…”
В Хопкинсвилле Филд наслушался рассказов, которые уже превращались в легенды, и побывал на нескольких сеансах. Благодаря очеркам Филда Эдгара пригласили в Чикаго в качестве гостя газет Харста. Он отправился туда вместе с Ноу и сквайром в начале марта и пробыл там десять дней, которые были заполнены встречами, сеансами и ответами на самые нелепые в его жизни вопросы. Все считали его диковинкой, и мальчишки-коридорные за пять долларов разрешали зевакам незаметно проскользнуть в набитую людьми гостиную роскошного номера, где они могли наблюдать за тем, как современное чудо разговаривало, курило и рассказывало истории.
Через несколько дней после возвращения в Хопкинсвилл Эдгар стал отцом второго сына: 29 марта Гертруда родила Мильтона Портера. Эдгар никогда не был так счастлив.
Но ребенок заболел. У него начался сильный кашель, а затем развился колит. Гертруда не просила провести диагностирование, а Эдгару даже в голову не приходило, что происходит что-то серьезное, до тех пор, пока врачи не потеряли всякую надежду. Только тогда провели “чтение”, но было слишком поздно: кислота проникла в организм. Ребенок умер.
Эдгар был потрясен: с “чтением” явно запоздали. Он и Гертруда слишком полагались на людей в белых халатах, хотя сам Эдгар каждый день погружался в сон, ставил диагнозы и назначал лечение больным. Он никогда не думал над тем, что его “чтение” может понадобиться ему, его ребенку или Гертруде. Он беспокоился о том, вправе ли он предлагать свои возможности окружающим, и решил, что это его долг, так как многим он сумел помочь и многие ему верили. Но даже в памятную ночь в студии в Монтгомери он так и не сумел ответить на вопрос, а верит ли он сам своим диагностированиям. Он был пророком, не верящим в собственные пророчества.
Он давно бы бросил начатое дело, если бы не контракт, если бы не письма, непрерывным потоком поступавшие к нему. Люди ему верили; они не сомневались в его способностях; им помогали предписания, сделанные во время сеансов. Они горячо благодарили его. Некоторые писали, что вспоминают его в своих молитвах. Как могло случиться, что человек, так много значивший для окружающих, так мало значил для самого себя?
Если бы только Гертруда поверила! Возможно, это укрепило бы и его веру. Но она воспринимала происходящее, как всякая любящая женщина. Ей не нравился Лейн. Не нравился Кетчум. Она боялась, что “чтения” принесут Эдгару несчастье или заставят совершить что-нибудь плохое. Она ничего не говорила, но вела себя как мать, которая боится за честь своей красивой дочери только потому, что та стала столь желанной для многих.
После смерти ребенка ее здоровье резко ухудшилось. Доктор Джексон сказал, что это плеврит, но болезнь не прошла ни весной, ни летом. Каждый вечер, возвращаясь домой, Эдгар видел, как она слабеет. Она не могла ничего делать по дому; казалось, ее ничего не интересует, кроме общества Хью Линна.
Каждый день, просматривая записи сеансов, Эдгар думал о ней и испытывал чувство вины.
“Да, перед нами тело… оно ослабло и потеряло вес из-за нарушений в кровообращении, вызванных нехваткой питания в крови, необходимого для восстановления сил в теле… которое невозможно до тех пор, пока существует источник болезни на левой стороне легкого…”
Если он мог делать это для других, почему бы не сделать то же самое и для Гертруды? Если бы только она согласилась принять его помощь!
Прошел июль, а за ним и август. Однажды
