Иван Гребенюк - На далеких рубежах

Телюков сел на место Байрачного.

-- Вот как надо целиться и стрелять. Поняли свое задание?

-- Что ж тут не понять?

-- Отставить! Как надо отвечать? Устав забыли?

-- Так точно! -- выпалил Байрачный.

-- Что "так точно"? Забыли?

-- Да нет. Я говорю, что отвечать надо по уставу: "Так точно".

-- Я вас выучу, лейтенант! -- Телюков погрозил пальцем и окликнул солдата, крутившего лебедку. -- Давайте, да побыстрее!

Кабина медленно покатилась, под колесами хрустел песок. Двинулись одна за другой мишени. Телюков впился взглядом в прицел.

"Др-р-р" -- прогремела очередь.

Мишень -- фанерная модель самолета -- разлетелась на куски. Еще одна очередь -- и от второй мишени остался лишь обрывок проволоки.

-- Видели? Вот как надо целиться!

Солдат-оружейник перезарядил пулемет. В кабину сел Байрачный.

-- Не волнуйтесь, спокойно. Плавно нажимайте на гашетку, -- поучал Телюков. -- Двинули! -- махнул он солдату красным флажком.

На этот раз Байрачный попал в цель. Правда, мишень не разлетелась, но порядочный кусок от нее оторвало пулями. И то достижение.

-- Продолжайте так.

Лейтенант Калашников отстрелялся первым и пытливо наблюдал за старшим лейтенантом. Калашников писал картину, на которой изображал Телюкова в кабине самолета. Работал художник много и добросовестно, но лицо ему пока не удавалось. Чего-то не хватало в нем, какой-то черты характера. Сходство как будто и полное и в то же время не полное. Телюков и не Телюков глядел с полотна.

Припомнились слова отца, тоже художника, который с досадой говорил, что сын не пишет, а фотографирует, что он не умеет, к сожалению, видеть то, что видит подлинный художник, а именно: внутренний мир человека. Верно: туда не доходил глаз Калашникова... он и впрямь не мог себе уяснить, как можно заглянуть в душу человека, увидеть, вернее, уловить нечто скрытое от людского взора, а потом это "скрытое" отобразить на полотне. Он фотографировал своей кистью, считал, что ему не дан талант, поэтому и не рискнул учиться на художника.

Но почему же теперь его одолевало желание сделать настоящий портрет? Почему он задумался об этих внутренних чертах? Что это -- творческий рост? А что если он найдет это внутреннее "Я" Телюкова и создаст настоящее полотно? Ах, если бы найти!

Он перебирал в воображении черты характера Телюкова. Телюков смелый, отчаянно смелый. В нем много самолюбия. Одарен, влюблен в свою профессию. Без полетов не может жить. Полет для него -- романтика. И вдруг -- зверем глядеть на мишень! Как это может ужиться рядом с романтикой? И что получится от соединения всех этих черт?

Калашников не мог дать себе ответа на эти вопросы, но понимал одно: Телюков -- натура сложная, лишенная тех бесхитростных черт, какие позволили бы сказать безошибочно: он такой-то и такой-то.

...Телюков измучился вконец, тренируя Байрачного.

-- Хватит! -- он махнул рукой и вынул портсигар. -- Разрешаю закурить.

Летчики присели на рельсы, расстегнули комбинезоны, чтобы просушить взмокшие майки!

Телюков выкручивал каблуком воронку в песке, щурился, думал о чем-то своем. Пустив колечко дыма, он сказал Байрачному спокойно:

-- Стрелять -- это вам не камешки в воду бросать развлечения ради. Это умение уничтожить врага. И если вы его не уничтожите, он уничтожит вас. В бою -- кто кого. А вы, простите, улыбаетесь, а до смеха ли тут? До шуток?

-- Натура у меня такая, -- оправдывался Байрачный.

-- Ломать надо скверную натуру, вот что!

-- Выходит, мне и улыбаться нельзя?

-- Смотря где. На танцах -- улыбайтесь, сколько влезет. Встретитесь с вашей медсестрой -- смейтесь, шутите на здоровье. А здесь? Какие здесь могут быть шутки? Вот вы дважды промахнулись. В бою это могло бы стоить вам жизни. Счастье ваше, что мишень не стреляет, а то она вас уничтожила бы. Где промах -- там проигрыш боя. Слышали, что по поводу этого рассказывал майор Поддубный?

Разговор внезапно прервался -- за Телюковым пришла с аэродрома "Победа".

-- Вас срочно вызывает командир, -- сообщил Челматкин.

Он доставил летчика к Ту-2.

Пармовцы (ПАРМ -- полевые авиаремонтные мастерские) проверяли моторы, агрегаты, приборы, срывали с самолетов фонари, а обычные сиденья в кабинах заменяли катапультными. Маляры перекрасили бомбардировщики в красный цвет, и они напоминали гигантских вареных раков.

Телюков сразу догадался, зачем его позвали.

Впереди -- интересная боевая работа. Летчики-истребители получат возможность стрелять в настоящие самолеты. Жаль только, что их невозможно поднять в стратосферу, где летают современные реактивные бомбардировщики...

Майор Поддубный представил Телюкова только что прибывшему летчику-инструктору. Когда же ремонтники во главе с инженером подготовили двухместный Ту-2, инструктор начал "вывозить" Телюкова. И молодец же Телюков! После седьмого провозного вылетел на Ту-2 самостоятельно. Каких-нибудь три-четыре дня, и летчик все освоил. Одновременно он тренировал себя на земле, готовясь к прыжкам с парашютом.

Когда все подготовительные работы были завершены, прилетел генерал-майор авиации Щукин со своими помощниками. Они проложили маршрут, по которому будет запускаться на автопилотах Ту-2, обозначили район, где будет приземляться Телюков и где его должен подбирать вертолет.

Кизыл-Калынский аэродром стал в центре внимания всего соединения.

К стрельбе по Ту-2 готовились, однако, не только кизыл-калынцы, но и летчики других полков, в том числе полка Удальцова. Этот не зевал. Пронюхав о затее соседей, он каждый день наведывался в Кизыл-Калу, боясь, чтобы его не обошли...

И вот к полетам все уже готово.

Завтра утром первый вылет.

Старший лейтенант Телюков поставил картину на стол, прислонил ее к стене и отошел на середину комнаты, чтобы полюбоваться своим портретом на расстоянии.

-- Ты! Ей-богу, ты, Филипп Кондратьевич! -- обращался он к своему изображению. -- Смотри пожалуйста, какая важная персона развалилась в кабине! Только золотой рамы не хватает! Но будет и рама. Поеду в Ашхабад и куплю. Еще, чего доброго, в Эрмитаж или в Третьяковку попадешь, Филипп Кондратьевич, если врежешься где-нибудь в пески... Тогда напишут: "Отважный летчик-истребитель, авиатор пустыни, герой учебных будней Филипп Кондратьевич Телюков жил и работал в эру аэропланов реактивных". И будут на тебя глядеть потомки, как на Чкалова.

Польщенный своим собственным красноречием, Телюков подмигнул сам себе в зеркале, пристроился у края стола и раскрыл учебник английского языка. Он во всем, насколько это позволяла его непоседливая натура, подражал "академику" и поставил себе целью в совершенстве овладеть английским языком, который изучал в десятилетке. Он так увлекся, что частенько над учебником и словарем засиживался до полуночи, если на утро не планировались полеты.