Борис Тененбаум - Великий Наполеон

IV

Исключительно талантливые люди, как правило, одиноки. Тут трудно что-то поделать: если вас зовут Толстой или Гёте – где вам найти равного себе? Это верно в отношении художников – что же говорить о великих людях у власти? Прибавим к этому и то обстоятельство, что могущественные люди вообще слабо верят в возможность, что ими могут интересоваться от чистого сердца, а не с намерениями что-тo от них получить.

Пожалуй, то же самое относится и к очень красивым женщинам? Но рассмотрение этого вопроса уведет нас далеко от предмета исследования…

Так вот, Наполеон был одинок. Судьба и гений вознесли его на заоблачную высоту. Если до коронации его еще сравнивали с Кромвелем, лордом-протектором Англии, то после Аустерлица единственное сравнение, которое напрашивалось само собой, было сравнение с Цезарем. От него зависели государи Европы, он смещал и назначал королей. Е.В. Тарле приводит небольшой, но чрезвычайно характерный эпизод: Наполеон играет в карты. Дело происходит в тот период времени, когда он вздумал «…реорганизовать…» западную и южную Германию, и у Талейрана, например, в приемной толпились мелкие германские князья, которые, кланяясь, вручали ему огромные взятки за обещание «…посодействовать…». Так вот, один из таких государей стоял за спиной играющего в вист Наполеона и время от времени целовал ему руку. На лету, стараясь не обеспокоить…

То, что император Наполеон Первый ни в грош не ставил такого рода «государей», понятно само собой, но он и со своим окружением обращался свысока. Называть его «сир» были обязаны даже его братья, а маршалов он иногда хвалил, а иногда делал им резкие выговоры, и вообще относился к ним, так сказать, «сверху». В мемуарах Констана описывается случай, когда императору вздумалось уехать из своей резиденции (дело было в Париже) к какой-то даме на свидание. Он облачился в длинный плащ, взял широкополую шляпу – видимо, считая необходимым соблюдать конспирацию, – но поехал не один, а взял с собой в карету Констана и Мюрата. Зачем он прихватил с собой слугу, более или менее понятно, Констан его одевал, брил и вообще помогал с туалетом, но зачем он взял с собой Мюрата?

Самое интересное тут то, что и камердинер, и маршал приняли это как должное и терпеливо дожидались хозяина в карете, пока он отсутствовал. Наконец, когда прошло уже больше часа, они встревожились – не случилось ли чего – и начали колотить в запертую дверь. Далеко не сразу им открыли. Наполеон вышел к ним навстречу, сказал, не снисходя до объяснений, что все в порядке и что можно ехать домой…

Ну, прибавим к этому и то, что от природы Наполеон Бонапарт был резок и властолюбив – и мы увидим, какой подарок судьба припасла ему зимой 1807 года в Варшаве.

Он влюбился.

V

История эта во всех деталях описана у Ф. Массона – в русском переводе его книга называется «Наполеон и женщины», где ей посвящена отдельная глава. Вкратце дело сводится к тому, что при въезде в Варшаву к Наполеону обратилась юная милая девушка со словами, что она хотела бы тысячу раз сказать «Добро пожаловать!» человеку, который освободит ее родину. Она ему запомнилась, и он велел Дюроку ее отыскать. Не без труда это удалось сделать, и девушка, оказавшаяся, несмотря на юный возраст, замужней дамой, графиней Марией Валевской, была приглашена на торжественный прием, где должен был присутствовать император. Но прийти туда она категорически отказалась. Ее просил об этом сам князь Иосиф Понятовский – и это не помогло. В итоге, используя нажим и все возможные средства, князь добился своего и супруги Валевские все-таки на приеме появились. Марии Валевской было тогда, в 1807-м, 18 лет, и она уже добрых три года была замужем. Ее супругу, графу Валевскому, было хорошо за 70, она была его третьей по счету женой – и его старший внук был на 9 лет ее старше.

На приеме она появилась в простом белом платье, без драгоценностей и украшений – и тем не менее произвела такое впечатление, что ее намедленно окружили блестящие молодые офицеры Великой Армии, наперебой приглашавшие ее на танец. Надо сказать, что им не повезло. Во-первых, прекрасная графиня танцевать отказалась, а во-вторых, следивший за всем происходящим Наполеон отметил двух из них, наиболее пылких и любезных, – и велел Бертье немедленно откомандировать их из Варшавы подальше, в армейские лагеря.

Ему, однако, повезло не больше, чем его соперникам. Два пылких письма, отправленных им графине Валевской, были возвращены нераспечатанными, а уж попытка вручить ей драгоценности была и вовсе отвергнута с негодованием. В общем, для успеха Наполеону понадобилась не лихая кавалерийская атака, а правильная и методичная осада. В его пользу хлопотал весь высший свет Варшавы – включая сюда даже сестер графа Валевского, княгиню Яблоновскую и графиню Биргинскую. И в конце концов он преуспел якобы благодаря помощи некоей французской дамы, еще помнившей времена «старого режима», когда благосклонность государя представляла собой высшее отличие, которое только могла получить женщина. Она – согласно Ф. Массону – сумела как-то донести эту истину до сознания Марии Валевской, использовав при этом «…помощь ровесницы графини, внушившей ей доверие к себе…», a звали эту внушающую к себе доверие ровесницу – опять-таки, согласно Ф. Массону – мадам Абрамович. Каким образом мадам Абрамович затесалась в круг титулованной польской знати, вроде бы ей не подходящий, – Ф. Массон нам не объясняет. Надо сказать, достоверность всей этой окрошки из княгини Яблоновской, француженки, «…помнящей еще старые времена…», и пресловутой мадам Абрамович внушает множество сомнений.

Куда более вероятной выглядит простая версия – просители воззвали к патриотизму юной графини, сказав ей, что если мужчины для освобождения Польши с готовностью жертвуют своей жизнью, то жертва, требующаяся от нее, не так уж и велика…

VI

Начиналось все, если не считать очень уж большого объема приложенных усилий, как обычная для Наполеона интрижка – так, мимолетный каприз. Жизнь императора проходила либо в военном лагере, либо в рабочем кабинете, все остальное – даже представительские функции вроде приема послов, которые обязательны для главы государства, – сводилось к минимуму. В таком укладе женщинам оставалось немного места – мимолетные свидания, все больше с актрисами, визиты к императрице, к которой Наполеон был привязан, но мнения которой он ни во что не ставил, – вот и все.

К Мари Валевской, однако, у него возникло чувство, довольно странное для отношений между чрезвычайно занятым человеком в возрасте около 40, находящимся на очень высоком и ответственном посту, и 18-летней девушкой. Он начал ее уважать.