Александр Авдеенко - Следопыт

— Вот и все! Гуляй!

Майор тоже закурил и покачал головой.

— Да! Мне здорово повезло. Я увидел черную работу прославленного следопыта. Жаль, ни в кино, ни по телевизору не показывают этого.

— А зачем показывать? Ничего интересного.

— Саша, ты любишь своего Аргона? — вдруг спросил майор Голубенко.

— Любишь?.. Не то слово.

— И границе будет плохо без Аргона. А бандиты кровно заинтересованы, чтобы ты остался без Аргона.

Смолин понял, что начался настоящий разговор, ради которого приехал майор на заставу. Молчал и ждал, что еще он скажет. Непременно скажет! Он только начал. Голубенко любовался Аргоном, описывающим бешеные петли вокруг собаковязи, и говорил:

— Нам стало известно, что бандиты задумали уничтожить тебя и Аргона. В самое ближайшее время.

— Вот как! Неужели противник такой пронырливый, что проберется к нам на заставу?

— Разумеется, мы уверены, что не проберется, но принять меры должны.

— Хорошо, товарищ майор, я заберу Аргона домой.

— Да, надо. Временно. И сам, пожалуйста, без особой нужды не показывайся в городе. Бандеровцы, как ты знаешь, здорово умеют стрелять. Особенно из-за угла. Остерегайся.

А Смолин рассмеялся. Голубенко с удивлением посмотрел на него.

— Правильно, значит, воюем. Заслужили ненависть врага.

Повернулся к собаке, скомандовал:

— Ко мне, Аргон!

Овчарка сейчас же подбежала, села у ног Смолина, оскалила морду в улыбке. Следопыт погладил собаку по голове.

— Слыхал новость? Нас с тобой убить собираются. Кто? Известно, кто. Те, кому мы с тобой в печенки въелись. Нарушители.

При слове «нарушители» Аргон ощетинился, навострил уши, зарычал.

— Ну, что скажешь по этому поводу, псина? Будем остерегаться или?.. Отвечай. Голос!

Аргон сделал стойку и ожесточенно залаял.

Смолин сказал полушутя-полусерьезно:

— Слыхали, товарищ майор, ответ? Аргон говорит, наплевать нам с высокого дерева на угрозы противника. Мы не боимся его. Пусть он нас боится.

Дождь хлынул после захода солнца и не переставал до рассвета.

В эту глухую, сырую и холодную ночь Смолин и Стебун были разделены лесами, полями, оврагами, городами и деревнями. Государственной границей. И пропастью разных взглядов на жизнь, одно перечисление которых заняло бы много страниц.

Весь вечер Стебун лежал на той стороне, в кустах и, наблюдая за границей, ждал своего часа. Смолин был в кинотеатре на последнем сеансе и домой вернулся поздно, под сплошным дождем. Принял горячий душ. Поужинал. Долго пил чай. Лег в постель за полночь и сейчас же заснул. Хорошо спится в дождливую ночь!

Между двенадцатью полуночи и первым часом нового дня Стебун выбрался из мокрых кустов и напрямик, вслепую преодолел узкое, заваленное ночной темнотой пространство, разделяющее два государства. Шел без оглядки, уверенный, что непогода скроет его следы, Даже на КСП не принял никаких мер, чтобы замаскировать отпечатки резиновых сапог. Все за него сделает дождь. Не остерегался и дальше. В час двадцать семь, ориентируясь по компасу, вышел из пограничной зоны. В два двадцать семь удалился от границы на целых десять километров и попал в лесной массив. Здесь, стоя под огромной лохматой елью, немного передохнул от быстрой ходьбы, от холодного дождя и, спрятав голову под полу непромокаемой куртки, выкурил сигарету.

В два тридцать шесть двинулся дальше по заранее проложенному маршруту.

Примерно в это же бремя пограничный наряд, идущий вдоль КСП, обнаружил следы нарушителя.

Смолин был поднят по тревоге а два часа тридцать две минуты. Стебун имел перед ним огромное преимущество и во времени и в расстоянии. Следопыт одевался и обувался, а нарушитель уже прокладывал второй десяток километров своей тропы.

Стебун благополучно обошел все препятствия и ловушки, а на Смолина с первого шага обрушилась неудача. Аргон обычно всегда расчетливо и ловко прыгал на седло лошади и оттуда без осложнений перебирался в свою люльку. На этот раз сорвался и, пытаясь задержаться, оцарапал когтями бок лошади. Ласточка испуганно шарахнулась в сторону и наступила на лапу собаки. Аргон завизжал и заковылял к своему другу, прося помощи. Смолин, холодея от страха, осветил карманным фонариком лапу. Слава богу, кажется, не раздроблена. Повреждение поверхностное. Пройдет. Должно пройти. Схватил собаку в охапку, усадил в плетеную люльку и сам вскочил в седло. Скакал по грязи, по лужам, рвал плотную завесу дождя. Вода ручьями стекала с его плаща. Незащищенный от дождя Аргон стал пепельно-темным, уменьшился чуть ли не вдвое. Жалкий вид был у красавца.

Стебун пробился через лесной массив и вышел на опушку. Рядом была дорога. Она мерцала в темноте большими лужами и глубокой, полкой воды, колеей. По проселку никто не ехал. Он был пустынным. Но нарушитель шел по обочине, готовый каждое мгновение скрыться в чаще леса. Дорога служила ему хорошим ориентиром. Он был уже вблизи своей первой перевалочной базы — глухого лесного хуторка. Там он просохнет, выспится в тепле и пойдет дальше.

Смолин вытащил из люльки Аргона и бережно спустил на землю.

— Ну, нерасторопная псина, покажи свою лапу. Не больно? А так? Значит, обошлось? Проверим. Гуляй!

Аргон не двинулся с места. Стоял и недоумевающе смотрел на следопыта. Не было еще случая, чтобы ему приходилось гулять на границе. Всегда работал.

— Гуляй! — повторил Смолин.

Пришлось повиноваться. Пробежав немного, Аргон остановился и как бы с укоризной посмотрел на друга. Если бы он умел говорить, он сказал бы: разве я гулять сюда прибыл?

— Гуляй! — скомандовал Смолин.

Еще пробежал чуть-чуть и опять остановился.

— Ко мне! Хорошо, псина, хорошо. Все в порядке. Не охромел. Слава богу. Ну, а теперь, браток, давай приступай к работе. След! Ищи!

Аргон сразу, как всегда, взял след и потащил за собой Смолина и всю тревожную группу. Но вскоре собака замедлила движение, а потом и вовсе отказалась работать.

Аргон нервно бросался туда-сюда, визжал от досады и злости, тряс головой, фыркал.

Смолин потрепал его мокрые холодные уши, усмехнулся.

— Что, псина, не нравятся неудачи? Разбаловали тебя победы. Привыкай! Жизнь, она всякая: с гладкой дорогой, с крутыми горками, оврагами и омутами.

Аргон дрожал с ног до головы, протяжно зевал, виновато лизал руку Смолину и никак не мог успокоиться.

— Хватит, не скули! Ничего особенного не случилось. Придумаем что-нибудь. Не уйдет от нас и этот.

И собака притихла, села у ног Смолина, прижалась головой к его коленям, покорно ждала чего-то. На нее подействовал спокойный доброжелательный голос.