Монах - Михаил Константинович Зарубин
Однажды Иван задал эти вопросы глубоко верующей женщине, и получил ответ, который оказался для него непостижимым.
— Бог, конечно, мог бы уничтожить зло, которое мы творим, да и нас самих, но он любит нас и создает нам все условия для покаяния и исправления. Исправиться мы можем только при содействии Бога, и только при наличии свободной воли…
Иван не знал и не понимал философии религии. А кто из его сверстников что-то знал и понимал? Иван уверен был только в одном: ничто не происходит просто так. Видимо, права присказка, что каждому дано ровно столько горя и счастья, сколько он готов вынести.
— Иван, что с тобой? — услышал он голос друга.
Иван встряхнул головой, словно отбрасывая от себя мысли, мешавшие ему осознать окружающее…
— Все в порядке, Петя, задумался.
— О чем?
— О жизни. О себе, о тебе. Недавно все складывалось против нас, в вагоне могли убить, покалечить, мы могли погибнуть при аварии. А оказалось, что нам повезло. Вот я и думаю — мы что, чем-то лучше других? Вроде такие как все. Почему же повезло именно нам?
— Тебе надо, Иван, на философа выучиться. Любишь ты умные разговоры.
Они впервые за этот вечер улыбнулись друг другу. Плечо у Ивана распухло и сильно болело. Петька ощупал руку и авторитетно сказал:
— Вроде кость целая, Иван.
Через час они уехали вместе с электромонтерами — на мотовозе к месту аварии.
Катастрофа произошла в лесу. Говорить о каких-то подъездах по лесным дорогам не приходилось, их просто не было. Солнце зашло, наступило время, когда полная темнота еще не пришла, стояли глубокие сумерки. К небу поднимались клубы черного дыма. Понять, что горит, было невозможно. Иван с Петькой наткнулись на первый вагон, лежащий на боку. Вокруг никого не было.
— Где же люди? — спросил Петька.
— Откуда мне знать.
Иван забрался через выбитое окно внутрь вагона и стал кричать:
— Есть ли живые, отзовитесь!
Услышали стон, это был мужчина. Петька протиснулся в сплюснутый коридор, где еще можно было передвигаться, хотя и ползком, помог мужчине выбраться наружу. Откликнулся еще один человек, этот оказался проводником. Он вылез из этого же прохода и сказал, что живых больше нет. Люди лежат, раздавленные железными частями вагона и щебнем, которым отсыпано дорожное полотно. Как щебень попал внутрь вагона, казалось загадкой. У второго вагона, лежавшего у самой реки, копошились люди, выносили пострадавших. Кто-то призывал разжечь костры, чтобы хоть как-то было видно. Иван и Петька принялись искать хворост: ломали ветки сосны, ели, лавируя между завалами, боясь наступить на погибших и раненых. Иногда, натыкаясь на тела, Иван непроизвольно вскрикивал от неожиданности. Пришла темная осенняя ночь, даже луна спряталась за тучами и ей не хотелось смотреть на человеческую трагедию.
Кругом стоял мрак, разрываемый стонами раненых. Петька дотронулся до руки Ивана, показывая надпись на вагоне — «Вагон-ресторан». Он пострадал больше других вагонов. Позже выяснилось, что там погибли все, кто находился в нем в момент крушения. При свете факелов, которые из пакли и мазута соорудили прибывающие железнодорожники, Иван увидел лежащего мужчину, лицо показалось знакомым. Это был тот самый «горилла», что гонялся за ними по вагонам, орудуя пустой бутылкой, тот самый, что получил сокрушительный нокаут от женщины, умевшей орудовать кулаками не хуже профессионального боксера. На лице его не было ни единой ссадины, но затылочную часть головы снесла какая-то железяка, одежда в кровище. Иван наклонился к нему, но проводник, заметив это, сказал:
— Мертвый, я проверял.
Недалеко сидела молодая девушка в разорванной одежде, закрыв лицо руками, плакала, захлебываясь слезами, соплями и кровью, на нее никто не обращал внимания. Живая, и слава Богу.
Определить границы аварии можно было по пикетным столбикам и по километровым столбам, но Ивану это и в голову не приходило. Зачем? Слава Богу, темнота закрывала ужасные картины. Иногда в свете факелов или костра поднимался к небу искривленный рельс с прицепленной к нему каким-то невероятным чудом шпалой, или, словно волосяные космы, спускались с неба провода. Где была железнодорожная насыпь с рельсами и шпалами, понять невозможно. Стали прибывать аварийные бригады. Звучали команды, люди распределялись по вагонам, разбивали стекла, деловито переговаривались и вытаскивали людей. Появилось электрическое освещение, включили прожектора.
Впервые в жизни Иван видел такую аварию, видел страдания, убитых, раненых, покалеченных людей. Вместе с Петькой он выбивал стекла, выкидывал сидения и части конструкций вагона, освобождал проходы и выносил пострадавших из-под завалов.
Увечья были тяжелые — рваные раны, открытые и закрытые переломы, проникающие ранения от металлических частей вагона, в основном от сидений. Как ни странно, острые элементы их креплений были основной причиной травм и смертей.
Остатки крепежа — рваные зубцы металла, резали людей, как ножами. Часть состава с вагонами восстановительного состава лежала на боку, а сам кран своими тросами был плотно прижат к светофору. Тросы опутали светофор, но вырвать их у крана не хватило силы. Наверное, это и явилось причиной аварии — подумал Иван. Это твердо засело у него в голове, он был уверен именно в этой причине. Два вагона, сойдя с рельс, стояли на втором пути, удержавшись на колесах. Это добавляло драматизма открывающейся картине: словно вспоротые ножом, лежали, наползая друг на друга, изувеченные вагоны, и среди них два, обойденные бедой. Едкий дым не давал дышать, хотелось закрыть лицо ладонями.
Многие погибли в этом поезде. Те, что уцелели, словно побывали на том свете, вид их был безумно-пугающим, но больше всего страшили их глаза. В них отражался весь ужас происходящего. Кругом были разбросаны вещи: чемоданы, баулы, авоськи, мешки, на земле валялись какие-то тряпки, продукты.
Часа в три ночи, хотя это время можно назвать и утром, прибыли бригады из конторы Ивана. К этому времени собрали живых и мертвых. Живых отправляли на мотовозах, платформах и дрезинах в больницы, подальше от этого жуткого места. У самой реки складывали трупы. Они лежали в несколько рядов, прикрыть их было нечем. При свете костра и факелов, картина выглядела ужасающей. Иван старался не подходить близко к этому месту. Руки и ноги устали, спину было трудно разогнуть. К тому же рука нестерпимо ныла. Плечо опухло. Лицо, руки, одежда в грязи и крови раненых и погибших.
Машу он увидел издалека.
— Маша, я здесь! — Ему казалось, что крикнул он громко, в действительности это было похоже на скрип телеги. И
