Исаак Розенталь - Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время

М.А.Савельев, Н.В.Крыленко,Е.Ф.Розмирович. 1913–1914 гг.

Московская полицейская часть в Петрограде, разгромленная в дни Февральской революции 1917 г.

Выступление М.В.Родзянко на митинге. Апрель 1917 г.

Глава 5. РАССЛЕДОВАНИЕ

В одном из № Лит. газеты упоминали о Записках парижского палача; нравственные сочинения Видока, полицейского сыщика, суть явление не менее отвратительное, не менее любопытное.

Весна 1914 г. в Петербурге оказалась исключительно насыщенной политическими событиями. Конфронтация власти и оппозиции вступила в новую фазу. Фактически отказавшись от продолжения реформ, правящие круги все чаще обнаруживали желание постепенно аннулировать уступки 1905–1906 гг. В связи с этим отдельные либеральные группы сочли своевременным искать пути сближения с руководившими рабочим движением социал-демократами.

Особенно активны были левые кадеты и прогрессисты. Для достижения соглашения об одновременных антиправительственных действиях либералов и революционеров они надеялись использовать форму надпартийных контактов — масонские ложи. Среди масонов были некоторые меньшевики — члены IV Государственной думы Н.С.Чхеидзе, А.И.Чхенкели, М.И.Скобелев, член III Думы Е.П.Гегечкори, но ценность масонских собраний они видели лишь во взаимном информировании. «Как только мы переходили к вопросу о практических шагах, тотчас же вставали вопросы, которые нас разъединяли и во вне лож», — вспоминал Чхеидзе. Когда прогрессист А.И. Коновалов пригласил в марте 1914 г. на совещания в Москве наряду с другими общественными деятелями большевика И.И.Скворцова-Степанова, также члена масонской ложи, инструкции Ленина, к которому обратился Скворцов-Степанов, свелись к тому, чтобы выяснить пределы левения либералов, показателем чего могло бы явиться предоставление большевикам денег на проведение партийного съезда. 20 тысяч рублей Коновалов выдать обещал, хотя сдержанность левых его и разочаровала.

Выше говорилось, что практические переговоры насчет денег должны были вести Малиновский и Петровский. Малиновский уже получал однажды у Коновалова 2 тысячи рублей на рабочую печать. Помимо того, что Коновалова они знали по Думе, вероятно, им было известно мнение о Коновалове Шагова — депутата от рабочих Костромской губернии, где Коновалову принадлежало несколько текстильных фабрик, на которых он осуществил обширную программу улучшения жизни рабочих. Согласно одному из агентурных донесений, «Шагов в разговоре с близкими лицами высказался, что он неоднократно бывал у Коновалова и пользовался его советами, что это он не считает для себя унизительным, так как Коновалов — «светлая личность, очень умный человек и друг рабочих». Но случилось так, что ездить к Коновалову за обещанными деньгами Малиновскому не пришлось…

В этой обстановке прошло празднование 22 апреля 1914 г. второй годовщины основания «Правды», объявленной большевиками днем рабочей печати. Оно вылилось в их триумф; итоги подвели позднее, но уже к концу дня было ясно, что они внушительны: правдисты превзошли ликвидаторов и по юбилейным тиражам своих изданий, и по количеству групп их поддержки, и по размерам собранных средств. Из этого они заключили, что рабочие в большинстве своем за революцию. Но современники не всегда вникали в суть большевистско-меньшевистского соперничества. Праздник воспринимался прежде всего как ответ на угрозу принятия нового закона о печати, направленного не только против крайне левых, но и против либеральных, «прогрессивных» газет, каких в России было больше всего.

Проправительственные силы отреагировали на это по-своему: впервые в думской практике депутат Н.С.Чхеидзе был привлечен за выступление с трибуны Думы к судебной ответственности. Социал-демократы и трудовики ответили в тот же день, 22 апреля обструкцией председателю Совета министров Горемыкину, не дав ему выступить. Родзянко, в свою очередь, подверг их за это «высшей степени наказания» — исключению из Думы на 15 заседаний, причем троих — А.И.Чхенкели, А.Ф.Керенского и Г.И.Петровского выпроводили из зала заседания силой (вернее угрозой ее применить). Только после этого Горемыкин получил возможность произнести свою речь. Часть депутатов-прогрессистов проголосовала вместе с правыми и октябристами за исключение, кадеты воздержались.

Симпатии общественности были на стороне исключенных. «Скандал в Думе оживленно обсуждается, чувство горечи, негодования еле-еле сдерживается», — писал в те дни один из петербургских большевиков. «Воздержание» кадетов осудили даже их местные организации. На заседании кадетского ЦК, где обсуждалась сложившаяся ситуация, мнения разошлись. Левый кадет А.М.Ко-любакип говорил, что самое меньшее, что могли сделать кадеты, если не голосовать против исключения, это по крайней мере уйти из зала в момент «расправы» с социал-демократами и трудовиками. В результате допущенной кадетами ошибки, подчеркнул Колюбакин, «налаживавшаяся в последнее время солидарность всех групп оппозиции расплывается. Социал-демократ Малиновский, считавший раньше ниже своего достоинства ходить на совещания с кадетами, в последнее время являлся сам, чтобы сговориться».

Большинство членов ЦК не склонно было идти слишком далеко в координации действий с леворадикальными партиями, на чем настаивали Колюбакин и другой член ЦК И. В. Некрасов. П.Н.Милюков сообщил, что крайне левые сами хотели отмежеваться от кадетов как от людей «с рыбьей кровью», поэтому накануне инцидента Керенский, Малиновский и Чхеидзе вместо того, чтобы договориться о совместном с кадетами протесте, заявили ему, что «они пойдут дальше». Но после безоговорочного оправдания на заседании ЦК тактики кадетской фракции Милюкову пришлось все же в печати заявить, что кадеты солидарны «с целями, которые преследовал тактический шаг крайних левых», и они не согласны только с формой протеста и выбором для него момента. О своем сочувствии мысли о необходимости как можно ярче реагировать на действия правительства заявил и лидер прогрессистов И.Н.Ефремов[433]. Коновалов же выразил несогласие с поведением своей фракции тем, что отказался от полномочий товарища председателя Государственной думы.

В день исключения левых депутатов больше всех возмущался Малиновский: парламентские способы борьбы исчерпаны, твердил он; позорно возвращаться после всего, что произошло, в Думу; нужно поднимать рабочих на защиту депутатов, отправляться на места и призвать их к «активным действиям»; революционное выступление — вот единственный выход. Малиновского никто не поддержал. Даже обычно молчаливый Шагов произнес: «Так революции не делаются»[434]. Впрочем, в этот момент полевели и меньшевики. На заседании своей фракции Чхенкели даже предлагал отказаться от лозунга «беречь Думу во что бы то ни стало» и перейти к работе «чисто революционной»[435]. О неэффективности Думы перед лицом усиливающейся реакции говорил и Коновалов. Поэтому никто не придал особого значения словам Малиновского. Настроение его можно было понять, ничего непривычного в его поведении никто не заметил.