Истории мирового балета - Илзе Лиепа
Наступила премьера, но… балет не имел успеха. Правда, критики отметили, что Якобсон – способный балетмейстер. Во всяком случае, в этом спектакле он проявил природу своего таланта. К критике Якобсон отнесся спокойно, а для себя сделал вывод: надо сосредоточиться на хореографии сегодняшнего дня. Разумеется, он не отрицал классического танца и как балетмейстер предпочитал работать с классическими танцовщиками. Тело, вымуштрованное в канонах классической школы, становится пластилином, из которого можно лепить что угодно.
Своей тягой к современному искусству Якобсон сильно прогневал Агриппину Яковлевну Ваганову, которая в 1931 году стала художественном руководителем балетной труппы ГАТОБ. Она объявила, что Якобсон – человек, который может погубить классику, «Лебединое озеро», «Спящую красавицу», «Раймонду»! В результате в 1933 году Якобсону пришлось уйти из театра, и вернется он только через девять лет, в 1942-м.
Казалось бы, совсем еще недавно шли жаркие споры о том, нужен ли классический танец молодой советской стране. Многие пытались доказать, что революция предложила искать новые подходы. На слуху был бунтарский призыв «сбросить классиков с парохода современности». Но всё поменялось, и советская страна склонилась к классике, а те, кто определял культурную политику, решили, что советское искусство «должно быть в рамках». Но кто поставил эти рамки, где границы «дозволенного»? Так же трудно, как и Якобсону, было тогда и Касьяну Голейзовскому. Возможно, эти два художника в чем-то схожи – оба были невероятно интересны в миниатюре, но каждый шел своим путем, и у каждого творческий путь был усеян отнюдь не розами.
Взяв вынужденную паузу, Якобсон принимает решение – он перестанет танцевать, но будет ставить. Но где и как? Хореограф в этом отношении очень зависимый человек: ему нужен коллектив, помещение для репетиций, и самое главное – ему нужны единомышленники. Покинув Ленинград, Леонид уезжает сначала в Свердловск, а потом в Ашхабад. Но и там, и там он столкнулся с отсутствием интереса к тому, что он пытался сделать: «Я ничего не ставил. Это темный период моей жизни – меня не признавали». Между тем, в Ленинграде в это время один за другим появлялись очень интересные, современные спектакли. Вайнонен показал «Пламя Парижа», Захаров – «Бахчисарайский фонтан», Чабукиани – «Лауренсию», Лавровский – «Ромео и Джульетту» (премьера состояла в конце 1938 года в чехословацком городе Брно, а в Кировском поставить балет разрешили только в 1940-м – и здесь была цензура).
В конце августа 1940 года правительство издало указ о проведении в Москве декады татарской литературы и искусства. На подготовку отводился год. В соответствии с планом Татарский оперный театр должен был показать на декаде балет на национальную тему. Национальную? Но где же взять такой? К счастью, незадолго до этого молодой татарский композитор Фарид Яруллин и писатель Ахмет Файзи принесли либретто балета «Шурале». Для постановки был приглашен Леонид Якобсон. Сегодня балетная труппа Татарского академического государственного театра оперы и балета имени Мусы Джалиля одна из лучших в стране, а в то время она только-только была создана. Зато Якобсон наконец-то нашел понимание. Либретто он переделал сам, и история получилась романтичная – что-то вроде татарского «Лебединого озера»: сказка о лешем Шурале, у которого в плену томится девушка-птица Сююмбике; охотник Али-Батыр побеждает злого Шурале, спасает девушку, и леший погибает в горящем лесу. Все артисты работали с большим азартом, генеральный прогон спектакля был назначен на 3 июля 1941 года, но злой рок будто преследовал Леонида Якобсона – грянула война, и премьеры не состоялось.
С 1942 по 1950 год Якобсон снова работает в Кировском балетмейстером, но работа, по его собственному признанию, была рутинной. Тысяча девятьсот сорок второй год – это Пермь, куда были эвакуированы Кировский театр и Ленинградское хореографическое училище. Здесь Якобсон встретил свою музу – молодую балерину, недавнюю выпускницу училища. По ее словам, она влюбилась в него заочно, потому что видела кое-что из его постановок и внутренним чутьем поняла: он – абсолютный гений. «Мне было всё равно, какой он – кривой, косой. Для меня он был просто чудо. А когда я увидела его – обомлела, и после встречи в Перми мы уже не расставались», – позже скажет она. Пара поженилась, Ирина Давыдовна Якобсон станет бессменным репетитором на всех постановках мужа. Она сохранила и передала нам наследие Якобсона. И не только – передала молодым исполнителям его трепетное отношение к хореографии, к каждому нюансу, ведь известно же, что в искусстве нет мелочей.
Закончилась война, театр вернулся в Ленинград. Якобсон уже думал, что к поставленному им в Казани балету уже не вернуться. Однако случилось иначе: в Кировском заинтересовались «Шурале». Последовали переделки, в частности, композиторы Валентин Власов и Владимир Фере сделали новую оркестровую редакцию. Изменилось и название – теперь балет назывался «Али-Батыр» (позже снова вернули «Шурале»), и поставить балет позволили Якобсону.
Премьера прошла с оглушительным, невероятным успехом. Заглавную партию в очередь исполняли замечательные характерные танцовщики (а потом и балетмейстеры) Игорь Бельский и Юрий Григорович. Кстати, во многих книгах о балете чаще всего можно увидеть фотографию Григоровича – Шурале. Прекрасный прыжок и выразительное тело (а тело, по выражению Якобсона, «должно говорить»).
Как складывалась жизнь Якобсона в театре? Если коротко – неидеально. С одной стороны – суперпрофессиональная труппа, но с другой – работать с артистами тяжело, и признают его далеко не все. На репетициях он мог рявкнуть: «Мне не нужна классика». В интерьерах Кировского он выглядел чужаком в своем заношенном свитере и простых брюках. Он не ходил на худсоветы и со многими был на ножах. Какой-то остряк из труппы сочинил:
На сцене слышен страшный стон,
Балет там ставит Якобсон.
Мелькают руки, ноги, лица,
Идет гран-па на ягодицах!
Однако «Шурале» («Али-Батыр») в 1951 году получил Сталинскую премию – это было невиданное признание для вечно гонимого художника.
Гром грянул среди ясного неба. Несмотря на абсолютный успех и гром литавр, одна из центральных газет напечатала статью А. Андреева «Космополит в балете». Автор представил Якобсона-хореографа врагом классического балета, «формалистом» и «леваком». Из Кировского пришлось уйти… Более того, произошло невероятное: «Шурале» оставили в репертуаре, а Якобсон не мог даже войти в театр. Было невыносимо, он оказался на мели, выручала только зарплата жены, которая танцевала в Кировском.
В
