Борис Яроцкий - Дмитрий Ульянов

В августе 1893 года Ульяновы переехали в Москву и сняли квартиру около Тверского бульвара в доме Иванова. Пока Мария Александровна с дочерьми распаковывала вещи и приводила квартиру в порядок, Дмитрий с утра отправился в университет. В первый же день он узнал, что занесен в списки студентов медицинского факультета. Мечта превращалась в действительность. Около списков поступающих толпилась довольно многочисленная группа юношей, в новых сюртуках, некоторые были в галстуках — после гимназической формы они чувствовали себя раскованно. Кое-кто за лето успел уже отпустить усы и бородку — все хотели выглядеть взрослей и солидней. Дмитрий тоже старался не отстать от студенческой моды. Он уже красовался в куртке с блестящими медными пуговицами, сшитой у лучшего самарского портного.

Пока Дмитрий читал объявление, к нему подошел незнакомый долговязый студент, поинтересовался, не он ли родной брат Александра Ульянова. Студент представился Павловым, сокурсником Дмитрия.

Павлов оказался москвичом. Он дал свой адрес и пригласил заходить к нему в любое время, намекнув, что в его доме собираются товарищи, которые разделяют взгляды Александра Ульянова. Дмитрий обещал при случае заглянуть. В то время он еще разделял идеи терроризма. Конечно, думал он, десяток самоотверженных революционеров, хотя и пойдут на верную гибель, серьезно поколебать устои самодержавия не смогут. Такие попытки уже были, и за них расплачивались дорого. А вот если тысяча, десять тысяч, да ударят одновременно по царю, по губернаторам, по жандармским генералам — массовый террор, пожалуй, решит дело. Среди русского народа, русской интеллигенции всегда найдутся люди, готовые принять смерть не колеблясь. Земля русская во все времена рождала героев.

Вскоре в Москву приехал Владимир Ильич. По пути из Самары он сначала остановился в Нижнем Новгороде, где познакомился с местными марксистами П. Н. Скворцовым, M. Г. Григорьевым и С. И. Мицкевичем. От них получил явку в Петербурге. Потом заехал во Владимир в надежде встретиться с H. E. Федосеевым, но встреча не состоялась. Федосеев был в тюрьме.

Дома Владимир Ильич засиживаться не стал. Позавтракав, сразу же пригласил Дмитрия на прогулку. У него были московские явки. Он их знал наизусть. Тогда в Москве номера домов были еще не в ходу. И брат, разглядывая дома, смеялся и возмущался:

— Ну и адресочки… Дом купца Трефова, дом купчихи Дурнаго… А вот еще: «Петровский парк, около Соломенной сторожки». Черт знает что за адрес.

На Арбате свернули под арку и оказались в тесном от зелени дворике. Через кусты Владимир Ильич внимательно следил за всеми, кто заходил во двор за ними.

Через две улицы Владимир Ильич опять осмотрелся и только затем направился по адресу, попросив брата подождать его в скверике. Возвращаясь домой, Дмитрий услышал от брата много такого, о чем раньше не имел ни малейшего представления.

Из объяснения Владимира, Ильича следовало, что революционная деятельность в условиях подполья абсолютно немыслима без конспирации. Конспирация — это трудное, но необходимое искусство, ее правила обязательны для каждого подпольщика. В свои двадцать три года Владимир Ильич знал специальную литературу по сыскному делу и с особым пристрастием ее штудировал в университете. Знание сыскного дела необходимо для совершенствования конспирации.

Слушая брата, Дмитрий почему-то вдруг вспомнил Павлова, своего сокурсника. Держится он как-то странно, словно подчеркивает, что он-де рубаха-парень. Вот, мол, я террорист, а вы брат террориста. Пожалуйте в нашу компанию. Нет уж… Может, он никакой не террорист, а самый что ни на есть провокатор.

К Павлову Дмитрий так и не пошел, а в университете держался с ним подчеркнуто официально. Не было секретом, что в студенческой среде имелись платные агенты охранки. И хотя у Дмитрия был небогатый жизненный опыт, не раз его спасала интуиция. Совет брата, высказанный однажды в Самаре, стал правилом: не принимать скоропалительного решения, все хорошенько обдумать.

К весне 1894 года Ульяновы обжились в Москве. У Дмитрия Ильича ежедневно занятия начинались утром. Он уже готовился к экзаменам по физике, неорганической химии, ботанике и зоологии. Больше других предметов нравилась химия. В химической лаборатории просиживал часами. Дмитрий Ильич начинал понимать, почему Саша, приезжая на каникулы, не прекращал лабораторных занятий. Работа по душе, по призванию не утомляет человека. Уже сам процесс такого труда дает силы и уверенность в своем предназначении.

Мария Александровна радовалась, что младший сын так увлеченно осваивает курс медицинской науки. Впрочем, в семье все умели работать, но умели и хорошо отдыхать. В квартире появилось пианино, оно стало любимым инструментом Марии Александровны и младшей сестры — гимназистки Марии.

Марк Тимофеевич Елизаров, устроившись на железную дорогу счетоводом, купил велосипед. На нем очень быстро выучился ездить Дмитрий, а затем, когда на лето семья переехала в деревню Кузьминки, — Владимир Ильич. Здесь, на даче, Владимир Ильич прожил почти целый месяц, и не было дня, чтобы он обходился без велосипеда.

Велосипед, как с восхищением признавался Владимир Ильич, оказался штукой архиудобной. Правда, на первых порах пришлось и падать и ушибаться, но зато какая была скорость и физическая нагрузка!

Наезжая в Москву, Владимир Ильич часто встречался с московскими марксистами. На одной из вечеринок он подверг резкой критике В. П. Воронцова (Веве), экономиста, идеолога либерального народничества. С работами этого народника был хорошо знаком и Дмитрий. Он считал, что писания Веве не представляют интереса для российского революционного движения. Либеральное народничество — тормоз в развитии революционных тенденций. Дмитрий по-прежнему симпатизировал террористам.

Свое отношение к терроризму Дмитрий высказал однажды брату. Летним вечером 1894 года они прогуливались у Перервы, около Москвы-реки, обстановка располагала к откровенному разговору.

— У нас очень много товарищей, старых, известных нам. Почему не взяться и не создать террористическую организацию?

Пораженный вопросом брата, Владимир Ильич резко повернулся, и Дмитрий уловил в его карих глазах досаду. Брат рассердился, но как можно сдержаннее спросил:

— А для чего это нужно? Предположим, удалось бы покушение. Удалось бы убить царя. А какое это имеет значение?

Владимир Ильич помолчал, ожидая ответа. Дмитрий попытался объяснить:

— Оказало бы громадное влияние на общество.

— На какое общество? — И, уже не принимая уточнений, Владимир Ильич горячо приступил к объяснению: — Какое ты общество имеешь в виду? Это го общество либеральное, которое играет в картишки, и кушает севрюгу под хреном, и мечтает о куцей конституции? Это общество ты имеешь в виду? — И далее, перейдя на дружеский тон, тихо, но твердо продолжал: — Это общество, Митя, не должно тебя интересовать. Оно нам неинтересно. Мы должны думать о рабочем человеке, о рабочем общественном мнении. Вот Карл Маркс в Западной Европе стал во главе рабочего класса именно потому, что рабочие — это самый революционный элемент современного общества.